Уорнер вытаскивает из внутреннего кармана своего пиджака конверт.

— Там всё, как договаривались. Сними с неё наручники.

Дэвис обхватывает наручники на моих запястьях, и через секунду я чувствую, как освобождаюсь от них. В качестве прощального подарка, после того как он забирает у Уорнера конверт, Дэвис толкает меня вперёд. В одночасье я понимаю, каково это, когда тебя клеймят раскаленным железом. Меня охватывает такая боль, которой я прежде никогда не чувствовала. Я кричу, и моё тело сгибается пополам. На мгновение глаза застилает белая пелена, пока перед взором снова не предстает пустынный пейзаж.

Когда я прихожу в себя, я смутно осознаю, что меня поддерживает Уорнер, иначе я бы стояла на коленях. Он не даёт мне упасть. Затем двумя пальцами подцепляет пряди моих волос и отводит их от моих глаз. Я чувствую, как моё сердце пронзает острая боль от его действий, потому что всё это неправильно, каждая клеточка моего тела скучает по Маву.

Если бы сейчас меня поддерживал Мав. Если бы это он сейчас шептал мне на ухо, что увезет меня отсюда далеко и надолго.

Но нет, это слова Уорнера, и его дыхание, пробуждающее в моём животе чувство разлившейся кислоты.

О, Боже, что же я наделала?

Я обещала Маву, что не исчезну, как Дана. Но сделала обратно противоположное. Не сомневаюсь, что он будет искать меня и попытается исправить свою ошибку. Но к тому времени, как он меня найдёт, скорее всего, будет уже слишком поздно.

Я слышу, как открывается, а затем захлопывается дверь автомобиля. Дэвис заводит двигатель и уезжает, оставляя меня одну, наедине с бесами Уорнера.

— Боже, посмотри на себя. Что они с тобой сделали, Эм?

Он морщит нос, пока осматривает меня. Ему всегда был противен вид крови и грязи. Должна признать, я довольна тем, что сейчас он не считает меня желанной. Это может стать моим спасением.

— Ну же. Дай мне тебя очистить.

Он ведёт меня прихрамывающую и спотыкающуюся к передней части внедорожника.

Я знаю, к чему все идёт. Это затишье перед бурей. Сейчас на поверхности нет ни единого признака тьмы, но она бурлит под его кожей, ожидая часа своего появления.

Я думаю о тьме Мава и о том, что она всегда была для меня видима. Не прикрыта. И как он боролся с ней, тогда как Уорнер всегда хотел исследовать пределы своей тьмы.

Мав не хотел, чтобы я боялась его, и уж точно не хотел причинить мне боль.

Уорнер же упивается моим страхом. Жаждет увидеть мою боль.

Он — сущий дьявол в моей жизни.

Открыв пассажирскую дверь, он достаёт сумку, подняв её с пола перед сиденьем. Меня опять посещают мысли о побеге. Я быстро сканирую близлежащие окрестности, пока он стоит ко мне спиной. Но не обнаруживаю ничего, кроме полыни, скалистых гор и пустыни.

Он роется в сумке, вытаскивает полотенце, бутылку воды и смачивает ткань. Закрыв дверь, он передвигает меня, прислоняя спиной к боковой стороне внедорожника, и осторожно начинает очищать меня от грязи и крови. Сначала моё лицо, потом мои руки. Когда он задирает мою футболку, он касается полотенцем моей кожи и ведёт им слева направо. Он невредимой стороны к открытой ране. Я вздрагиваю и отшатываюсь от его прикосновения. Но он продолжает как ни в чем не бывало и начинает давить на рану сильнее. Я судорожно хватаю ртом воздух, хныкаю и начинаю плакать, даже стараюсь отпихнуть от себя его руки.

— Чёрт подери, Эм, стой смирно.

Ноздри Уорнера раздуваются, и он закрывает глаза. Когда он открывает их, волоски на моей шее поднимаются. Он практически вдавливает полотенце в мою рану.

Тихие слёзы каскадом стекают по моему лицу, я впиваюсь ногтями в кожу на своих ладонях, прикусываю губу, пока не ощущаю во рту привкус крови. Горло сдавливает от слез, когда я шепчу:

— Пожалуйста, Уорнер, перестань. Больно.

— Почему ты пряталась от меня?

Любой ответ, который я дам, лишь раздует пламя, поэтому я не отвечаю.

Его прикосновения становятся гораздо грубее.

— Ты не ответишь мне? Шесть недель, Эмбер. Вот, как долго я вынужден был обходиться без тебя. Ты знаешь, каково мне пришлось? Как я волновался? — его голубые глаза сверкают от злости. — А потом я узнаю, что твой отец байкер-психопат. Почему ты никогда не говорила мне, что была дочерью байкерской шлюхи?

Поскольку я молчу, он хватает меня за подбородок и тянет его вверх.

— Ты понимаешь, что из-за тебя я не могу вернуться домой? Ходить на работу. Жить нормальной жизнью. «Гринбеки» — это чертовы психи, Эм. Они не сдадутся, пока не найдут нас с тобой.

— Прости.

— Ты сожалеешь? Не слишком-то искренне, детка. Даже моему отцу не под силу вытащить нас из этого дерьма. Так что, как я уже говорил, мы ненадолго уедем. Никаких выкрутасов, поняла? Мы вернёмся, когда сможем договориться с ними.

Он смотрит на меня с высоты своего роста, а затем его тьма на мгновение отступает.

— Если ты действительно сожалеешь, тогда докажи мне это, малышка. Попроси прощения. Скажи как сильно скучала по мне. Помоги мне убедиться в том, что ты та самая девушка, с которой я познакомился и в которую влюбился. И сними это с себя, — он поддевает пальцем футболку, а затем вытаскивает из-под неё цепочку Мава с эмблемой «Предвестников Хаоса», которая все ещё висит на моей шее. — Ты похожа в этом на голодранку. Значит, вот кто ты на самом деле? Шлюха, которая спит со всеми подряд, как твоя мать?