Все, что я хотел. Все, что я планировал для нас, сгорает дотла прямо на моих глазах.

Я достаю свой ствол из кобуры. Руки — такое чувство, что их целый миллион — хватают меня, и мои барабанные перепонки чуть не лопаются от многочисленных криков. Мои братья вытаскивают меня из комнаты, пока я сопротивляюсь изо всех сил и в то же самое время пытаюсь прицелиться, чтобы убить ее. Чего я никогда не сделаю.

Но кто-то должен заплатить за все это.

Кэп, должно быть, понимает мою потребность в мести, потому что он швыряет человека к моим ногам и ставит его передо мной на колени, произнося всего одно слово: «Дилер». Руки, удерживающие меня, исчезают, и я прыгаю вперед с пистолетом в руке.

Смерть от пули была бы слишком быстрой. Слишком безболезненной. Слишком легкой. Поэтому я, используя приклад пистолета, превращаю его лицо в месиво из плоти, крови и сломанных костей.

***

Я не жалею об убийстве дилера. Я жалею лишь о том, что той ночью не убил женщину, которая отняла жизнь у моего ребёнка.

Она всегда была слабой. Я знал это с первого дня нашей встречи. Но я все равно дал ей кое-что ценное, что она должна была вынашивать и оберегать. К тому же я дал ей свое доверие. Я поверил ей, когда она обещала завязать с наркотой и измениться в лучшую сторону.

Но точно так же, как Куколка, она лгала, чёрт бы её побрал, мне в лицо.

Я ударяю ногой всего один раз, дверь Дозера распахивается настежь и врезается в стену. У меня нет с собой пистолета, но у меня есть нож. Я вынимаю его из ножен и надвигаюсь на нее. Она лежит посреди кровати, ее рыжие волосы веером рассыпаны по подушке. Ее глаза широко открыты. Она опирается на локти, и когда ее глаза встречаются с моими, она поднимает руку, чтобы остановить меня и отползает назад.

Я вдавливаю ее в матрас. Сажусь верхом на ее ноги, одной рукой удерживаю ее руки над головой, а другой рукой прижимаю лезвие к ее шее.

— Мав, остановись! — кричит она. Ее ясные сине-зеленые глаза наполнены ужасом.

— Ты, мать твою, поклялась, что не наркоманка, — я делаю акцент на каждом слове, загоняя лезвие глубже в ее кожу. — Ты сказала, что чиста. Но ты приняла дозу, когда ходила в туалет, а не наводила там гребаный порядок. Ты обманула нас. Обманула меня, — рычу я.

— Нет! Я не обманывала.

— Не могу, блин, поверить. Ты такая же, как она.

— Я не такая, — шепчет она. Потом уже громче. — Я не такая как Дана. Ты пьян и не…

— Она видела тебя!

— Кто?

— Лита видела, как ты нюхала кокс в туалете!

Она изо всех сил старается вырваться из моей хватки и зло выкрикивает:

— Посмотри на меня! — в требовательном голосе проступают нотки отчаяния. — Разве похоже, что я под кайфом? Я серьезно. Посмотри на меня и на этот раз увидь меня, а не ее.

— Я смотрю на тебя! — огрызаюсь я.

— Смотришь? Правда? Потому что я не обманывала тебя. Я устала от того, что ты смотришь на меня и видишь во мне ту, кем я не являюсь. Я не наркоманка, не обманщица и не твоя бывшая, — она поднимает голову вверх, и ее лицо оказывается в непосредственной близости от моего лица. Этим движением она усугубляет свое положение, нож еще глубже входит в ее шею и что-то внутри меня щелкает, когда я наблюдаю за каплями крови, скатывающимися по ее коже вниз.

Свет от дверного проема смешивается с лунным светом, освещая ее лицо и отражаясь в ее ясных глазах и не расширенных зрачках.

Когда все начинает идти под откос, я рассерженно выдаю:

— Лита сказала, что ты была единственной, кого она видела выходящей из туалета после этого.

— А она видела девушку, которая выходила, когда входила я, или нет? Ту, что вытирала чертов нос! — еще больше крови сочиться по ее шее вниз на белую простынь под ней. — Слезь с меня!

Я изучаю ее. Она спала, прежде чем я вошел. То, чего она бы точно не делала, если бы была под кайфом от кокса.

— Тогда почему ты нервничала? Почему бросила игру и ушла? Почему была в туалете так долго?

— Потому что я убиралась! Я думала, ты меня выгонишь за то, что блефую и прикарманиваю деньги парней!

Мои плечи никнут. Я медленно отвожу нож от ее горла.

— Ты не под кайфом?

— Нет, — шепчет она.

Я бросаю нож на кровать. Отпускаю ее запястья. Обеими руками я обхватываю ее лицо и впиваюсь в нее взглядом. Большими пальцами я провожу по ее скулам. Я не хотел верить в это, но я вижу искренность в ее глазах. Потом она зажмуривается, и ее боль разрывает меня надвое. Боль в моей груди вспыхивает белым пламенем.