Тем летом Мария Ивановна добилась путевки в санаторий. Именно добилась! Попасть на курорт с санаторным лечением было не просто. Желающих тьма, путевок – раз, два и обчёлся! Отца выбрали председателем завкома, он ездил курировать пионерские лагеря. Нина томилась от скуки. А больше всего от обязательного полива огурцов, воду для которых надо было приносить с колонки. Отец предложил Нине съездить вместе с ним на выходные в пионерский лагерь. Она обрадовалась. Хоть какое-то разнообразие!

– Только с нами тетя Лида поедет, – сообщил он.

В заводском пионерлагере Нина отдыхала не раз. Сначала в самом младшем отряде, потом следующим летом. И последний раз, когда перешла в третий класс. Тогда она чуть не утонула в походе, где им разрешили купаться в непроверенном водоеме. Водоем был искусственный, глубокий, с вышкой для прыжков в воду. Запылившихся от долгой дороги детей раздели и загнали в воду. Предупредили: дальше метра от берега не отходить – там сразу обрыв начинался. Подружка, дурачась, толкнула Нину. Нина потеряла под ногами опору, а плавать – не умела! Сообразить, что надо лечь и барахтаться к берегу, от страха не смогла. Стояла столбиком в воде, то погружаясь с головой, то выныривая, как поплавок, успевая глотнуть воздуха. Ее затягивало под деревянный настил, ведущий к вышке. С берега что-то кричали вожатые, но в воду не бросались, наверно сами плавать не умели! Счастье, что на вышке в это время оказался какой-то парень. Он сиганул с помоста вниз, в два гребка достиг Нины и вытащил ее на берег. После этого случая родители Нину в лагерь не отправляли.

Поехать с отцом и тетей Лидой было безопасно.

Отца встретили в пионерлагере с почетом, Поместили в маленький домик для приезжих. Тетю Лиду – рядом. А Нину отправили ночевать в какой-то отряд, где были свободные койки. На вечерней линейке отец произносил речь. Потом зажгли костер и все пели вокруг костра песни. Утром после завтрака Нина решила навестить отца. Нарвав полевых цветов, она, сама не зная почему, тихонько подкралась к приоткрытой двери и уже хотела напугать его криком чудища, чтобы потом вместе посмеяться, но застыла в дверях, не веря своим глазам. Отец и тетя Лида целовались.

Нина повернула обратно и уже специально громко топая, подошла к двери. Лицо ее выражало глубокое несчастье.

– У тебя все в порядке? – спросил отец.

– В порядке, – буркнула Нина.

Но отец понял, что Нина застала их. По приезду домой он несколько раз подходил к ней, заглядывал в глаза и ждал, что она расплачется, разговорится, а он утешит ее, скажет, что все это шутка. Но Нина отворачивалась и молчала. На следующий день у нее от стресса пропал голос. Тут уж и отец и дочь в едином порыве отправились к отоларингологу. Когда из санатория вернулась мать, голос Нины восстановился, с отцом она уже разговаривала и твердо решила ничего матери не говорить.

…Родной городок, раскинувшийся за Уральским хребтом, казался Нине скучным. Мальчишки, жившие здесь, знали свою судьбу наизусть. Школа, армия, женитьба, работа на заводе. Еще не сознавая, что с ней происходит, Нина ощущала себя чужой среди покосившихся домов, разбитых тротуаров, плохо одетых, несчастных людей. Ей грезились прекрасные большие города, веселые, красивые жители, Такие, как на плакатах. И она верила, что счастье ждет ее именно там. К тому времени отношения Нины с химией и физикой в школе зашли в тупик, и она, наступив на горло собственной песне, то есть всяким там рвущимся из нее стишкам, вдруг объявила изумленным родителям, что по окончании музыкальной школы уезжает в Свердловск поступать в музыкальное училище. Отец усмехнулся и сказал матери:

– Дай ей немного денег, пусть прокатится. Все равно не поступит.

– Поступлю, – упрямо ответила дочь, и поняла, что это в ней заговорил Антон.

Как ни странно, с экзаменами она справилась легко и была зачислена на первый курс дирижерско-хорового отделения. То, что миром управляет не только закономерность, но и случайность – Нине в голову не приходило. Она выбрала это отделение случайно, не потому, что представляла себя в будущем великим Александром Свешниковым [4] , о нем ей ничего не было известно. А потому что на этом отделении раньше училась одна из самых красивых выпускниц их музыкальной школы – Таня Петрова. Однако эта случайность определила ее будущее. В памяти Нины навсегда запечатлелась картина, как Таня, во время студенческих каникул, посетив родную музыкалку, под аккомпанемент сокурсника Родиона Козицкого поет на французском языке модную песню «Сесибо». Эту песню привез в Советский Союз Ив Монтан.

«Это так хорошо, пойти неважно куда, рука об руку, напевая песни, это так хорошо…»

Какая-то иная культура пения – с легкой хрипотцой, с каким-то синкопированным, нервным ритмом аккомпанемента. Затакт, четырехдольный танцевальный размер. Ничего общего с русскими переменными ладами и протяжностью, или залихватской удалью пляски. Это была картинка другого мира – успешного, раскованного и неизвестного ей, Нине. Мира, который манил и притягивал.

Этот мир находится там, куда она стремилась – в областном городе Свердловске. В музыкальном училище.

Мать оказалась совершенно не готова к тому, что пятнадцатилетняя дочь покидает родной дом. Одно дело, когда дети и родители питаются из одного котла, справедливо распределяя скромные доходы на всех. Другое, когда из скудной казны нужно выделить сумму на обучение и проживание дочери в большом городе, где ей придется снимать квартиру, ездить на транспорте и питаться в столовых. Кроме того, во что одеть новоиспеченную студентку? С вещами по всему Советскому Союзу беда. В магазинах – шаром покати. Ни тканей, ни сапог, ни пальто, ни курток – ничего нет!