– Хотите правду? – Гаитэ заглянула в горящие негодованием лисьи глаза. – Мне всё равно, справедливо или нет, мне всё равно, Торн или Сезар. Я просто хочу выжить!

– Вы отвратительны! – снова притопнула ножкой Эффидель гневливо. – Вы порочны! Вы даже не пытаетесь соблюсти приличия! Прямо говорите, что для вас не существует любви, а есть только расчёт и жажда собственной выгоды!

– Если бы я сказала, что люблю Торна до безумия и потери сознания, я была бы менее отвратительной и порочной? – не удержавшись, Гаитэ рассмеялась. – Как понимаю, ваше предложение дружбы вы забираете обратно? Только потому, что я не стала вам льстить?

– Не знаю. Может быть, мы всё же ещё подружимся, – передёрнула плечиками Эффи.

Шаг к взаимопониманию девушки сделали очень быстро.

– Скажи, как я выгляжу? – вертясь перед зеркалом, спросила Гаитэ.

– С чего такой вопрос? – удивилась Эффидель.

– Собираюсь нанести визит моему жениху, твоему брату. Хотелось бы, чтобы первое впечатление было как можно лучше.

– Тогда распусти волосы.

– Распустить? Зачем?

– Они у тебя такие красивые, немилосердно стягивать их в узел вокруг лица. Ну-ка, присядь.

Не без сомнений Гаитэ отдалась в руки Эффи, но, как вскоре убедилась, не зря. Волосы под умелыми руками покорно приняли задуманную Лисичкой форму, выгодно подчёркивая точёные черты Гаитэ, делая лицо мягче и женственней.

– Так и вправду лучше, – поблагодарила она.

– Пойдём, провожу, – предложила Эффидель. – Возможно, моё присутствие заставит Торна вести себя сдержанней?

– Проводи.

Гаитэ не видела причин отказываться от помощи.

– Со мной путь будет короче, правда? – улыбнулась Эффи и на мягких щеках заиграли игривые ямочки. – Идём, сестра. Я ведь могу называть тебя так, правда? За кого бы из братьев ты не вышла замуж, мы всё равно породнимся?

– Надеюсь на это.

– Вот и пришли – покои Торна перед тобой. Даст бог тебе терпенья с ним, нрав у него тяжёлый. Особенно теперь, когда излишествами он довёл себя до крайности.

Из полумрака так внезапно вынырнула фигура, что Гаитэ остановилась, прижимая руку к невольно заколотившемуся от испуга сердцу.

– Слуга моего брата, – представила Эффидель, – Маркелло.

– Сеньориты, вас не ждали, – проговорил мужчина мрачным голосом.

– Конечно, не ждали. Мы без предупреждения. Папочка пожелал, чтобы брат познакомился со своей невестой, герцогиней Ревиндэйлской.

Маркелло вклинился между девушками и дверью:

– При всём уважении, – пробормотал он, – не думаю, чтобы господин принял вас.

Но Эффи не собиралась отступать. Вскинув голову, напустив на себя самый властный вид, она высокомерно молвила:

– Ты всего лишь слуга и не тебе решать, желает ли мой брат видеть меня или нет. Если он против нашего визита, пусть сам скажет об этом! А сейчас – немедленно отойди в сторону.

– Как прикажите, госпожа.

Эффи, подхватив Гаитэ под руку и подвела её к двойным дверям.

– Как думаешь, что с ним не так? – шёпотом затараторила Лисичка. – Торн болен? Или, что куда более вероятно, снова пьян? Будь с ним поосторожней.

– Хорошо, – пообещала Гаитэ.

Эффи заколотила в дверь.

– Торн, это я, – не допускающим возражения голосом позвала она. – Впусти меня!

Ответа не было.

Гаитэ расслабилась, с облегчением подумав, что встреча не состоится, и тут ключ в замке провернулся. Дверь приоткрылась. Эффи тем же манером, каким обычно проскальзывала к Гаитэ, просочилась в образовавшуюся щель. Гаитэ – за ней.

В комнате было темно. Плотными гардинами Торн устроил в ней искусственную полночь, посреди которой он, в своей белой рубахе, висевшей мешком, походил на полупрозрачный призрак.

– Какого чёрта ты сюда явилась? Что надо?

Голос его звучал глухо и ровно.

– Папочка попросил зайти, – высоким сладким голосом пропела Эффи. – Он очень беспокоится за тебя. Считает, что ты болен. Ты только посмотри на себя!

Эффидель хотела взять Торна за руку, но тот резко дёрнулся, избегая её прикосновения.

– Да ты весь горишь, – воскликнула девушка. – Тебя лихорадит!

– Ерунда, – нервно дёрнул он головой. – Просто подцепил простуду. Скоро пройдёт.

Ненужно было быть лекарем, чтобы распознать ложь. Расшнурованный ворот рубахи промок от пота и лип к груди так, словно Торн только что вымылся и оделся, не вытираясь.