– Сволочи. Кроме своей шкуры ничего не видят, ничего святого за душой. – Кто-то из ушкурников сплюнул в сторону пленных. – Не захотели защищать свой дом – никто не защитит в чужом. Заслужили.

– Одно слово – спасизады, – со злостью уронил второй.

– Когда касается мужиков – согласен. – Несмотря на общий настрой, я рискнул возразить. – Но там дети, даже, посмотрите, беременная…

Моя указывавшая рука дрогнула. Меня качнуло. Среди девушек действительно одна была в положении.

Это была Люба.

– Женщина может взять нож и убить врага, пусть и ценой жизни, – ответил мне кто-то сзади. – Где такие живут, туда второй раз не сунутся, дураков нет. А кто свой зад ценит выше остального, тот не человек, а вещь. Людей уважают, вещами пользуются.

Я не слушал. Перед глазами пронеслись женитьба на дочери кузнеца, «медовый месяц» по раздельности, Любина уловка в вывешивании флагов, которые того не заслуживали…

Я же не трогал ее! Почему?! Заплатила десятину?! Но я сбежал после седьмого флага!

Полет мысли прервали пиратские вопли о зрелищах и развлечениях. Капитан дал разрешающую отмашку. Плененным вынесли рубища из рогожи, стертые до дыр рубахи и просто лоскуты рванины, в которые кое-как можно завернуться.

Пленники напоминали сбившихся в косяк рыб. Их окружали страшные акулы, и рыбки метались в середине, толкались, локти то и дело задевали соседа, спины напарывались друг на друга. Малышня не стеснялась, здесь вплоть до совершеннолетия ничего не стесняются, а вот девушки старались забраться вглубь «косяка». Снаружи раздавался недовольный свист, следовали окрики:

– Куда, красавица?! Стоять!

Одни голоса со смехом перекрывали другие:

– Ты о чернявой? Если она красавица, то я скромник!

– Ну, тогда это точно первая в мире красавица!

Остальных веселая перепалка не интересовала, они подбадривали робких:

– Давай-давай, белка, родичей не стесняются, а мы скоро все станем родственниками. Каштанка, а ты куда торопишься? Ночь впереди длинная… Даже мы не торопимся, га-га-га!..

– Рыжка, можно помедленнее?! За тобой не гонятся.

Откуда-то сразу хохотнули:

– Уже.

Другие прибавили:

– Пока.

Третьи хмыкнули:

– А почему?

Четвертые подхватили:

– Потому что не видно, стоит ли гнаться. А ну, милая, да-вай! Да-вай!

Как я понял, клички давали по цвету волос. Впрочем, не только.

– Булочка, у тебя не булочки, а целые подушки!

– Там не подушки, там весь матрас, причем двуспальный! Вот у веснушки – подушки!

Пираты удовлетворенно вопили, девушки теснились и быстро прятались в предоставленное рванье.

У них забрали все вещи, что представляли хоть малейшую ценность, а также всю обувь. Теперь это тоже добыча. Затем детей и подростков отделили от основной массы представительниц прекрасного пола, которые остались жаться друг к дружке у центрального костра.

Мой взгляд не отрывался от Любы. Кутаясь в дырявый кусок ткани, солнечная пышка с надутым животом глядела в землю. Раньше ее волновал платок на голове, даже в ущерб остальному одеянию. Теперь – нет. Она просто была в ступоре. Волосы грязными патлами свисали до плеч, полные руки поддерживали сокровищницу, в которой ютилась новая жизнь.

Чья?! Кто посмел?! Ее захватили с убегайцами, это значит, что в Зыряновку пришла беда. Но ведь – сбежала! Кстати, почему одна, где Постник, Елка, Фенька, Урюпка? Допускаю, что Постник пал смертью храбрых на поле боя, иного при его характере не представить, такой никогда не станет списизадом. Урюпка – это маленький Постник, при необходимости мальчугана пришлось бы увозить связанным, и при первой возможности пацан сбежал бы, чтоб отомстить или погибнуть. С ними ясно, но девочки – где они?

Довольный гул прокатился по поляне, ушкурники образовали неровный круг. Пахло дымом и горелым мясом, с воды тянуло холодом, окружающее скрылось в темноте, мрачно контрастировавшей с огнем костров. Языки пламени придавали очутившимся в центре несколько мистический вид.

– Состязание! – требовательно заорали пираты.

Со вздохами и переглядыванием девушки и молодые женщины поделились на пары.

– По очереди! – объявил Урван.

В центре осталась одна пара, остальные отпрянули – злые возгласы ушкурников заставили их опуститься наземь, чтоб не закрывать вид на действующих лиц.

Эти две девушки не походили друг на друга ничем, кроме обреченной сгорбленности и опустошенности в глазах. Одна – низенькая и коренастая. Вторая, длинная и нескладно-худая, напоминала сложенного из спичек человечка. Они встали на расстоянии полуметра спинами друг к другу, животы выпятились, плечи напряглись.