Ништяк.

Вспоминая теперь грозный неприступный вид той билетной проверяльщицы и ее удивившую тогда меня уступчивость при совсем не таком уж большом напоре моей благоверной, я еще раз думаю о том, как важно отличать внешнее от внутреннего, существенного, тебе нужного, чтобы попусту не волноваться, не теряться, не попадать впросак, держать себя в руках. А ведь это мне, увы, не дано, и это другой тоже весьма досадный недостаток моего неповоротливого бегемотного характера. По этому поводу почему-то пришел на ум один в этом контексте значимый, хотя и не очень значительный случай.

Пришел я как-то за дочкой в детский сад. Было уже поздно, всех детей разобрали, мы были последними. И пока дочь в раздевалке зашнуровывала свои ботики я вышел во двор покурить. Вдруг косым взглядом заметил возле решетки забора спину мальчика, вцепившегося худенькими ручонками в железные прутья. Мне показалось, что он горько плачет и с тоской вглядывается в сумеречную тьму безлюдной вечеряющей улицы. Плечи его содрогались, он что-то бормотал, ныл, мычал и, наверно, глотал слезы. Мне его стало очень жалко – вот ведь как, все уже ушли, а он остался один, и потому, что за ним никто не пришел.

Я подошел поближе. Что же увидел? Мальчишка вовсе не рыдал, как я думал, а представлял себя шофером машины – крутой водила жал на педали, переставлял скорости передач, тарахтел и скрипел губами, воспроизводя рокот мощного мотора. Услышав мои шаги, он повернулся, взглянул с веселой улыбкой и, не найдя во мне ничего для себя интересного, снова взялся за решетку забора, продолжив свой воображаемый автопробег по неровному асфальту многополосного шоссе.

А я то, слюнявый недотепа, что подумал…

Вспоминая сегодня черные полосы своей длинной жизни, я начинаю думать, что густота их черноты во многом зависела и от моего собственного к ним отношения. Я, вообще, почему-то всегда раньше считал, что разумнее видеть впереди плохое, чем хорошее. Тогда, рассуждал я, если и придет плохое, то оно не будет каким-то внезапным, его легче переносешь. А, если наоборот, думать о хорошем, и оно не наступит, то будешь чувствовать себя совсем плохо.

Теперь же я понимаю, что то был настрой недалекого пессимиста, лишь ухудшающего себе жизнь. Во-первых, ожидание чего-то обычно длится намного дольше, чем его действие. А, значит, ты дольше находишься под прессом негатива. Во-вторых, черные мысли магнитом притягивают к себе плохое, нагнетают страх, неуверенность, дурное настроение, а в результате вызывают и всякие недуги. Формулу “в здоровом теле здоровый дух” надо бы перевернуть и признать, что здоровый дух поддерживает здоровое тело. Но не только его, но и то, что сверху на него надето и что вокруг нахотится. Поэтому, если не вешать нос, не думать о плохом и ловить кайф побольше, то будешь жить в шоколаде и бархате, а не в картошке и сукне.

К месту припомнить известную историю о тяжело больной девочке, которую спросили, чего бы она хотела больше всего. Та ответила – хотя бы немного побыть принцессой. Тогда родители и врачи арендовали большой дом, преобразовали его на время в дворец, повесили старинные картины, гобелены, сами переоделись придворными и на больную надели красивое бальное платье. Устроили праздничный вечер, танцы, назвали гостей, угощали всех пирожными, конфетами, разыгрывали сцены, а потом уложили девочку спать на королевскую кровать под богатым парчовым балдахином.

И что вы думаете? Наутро девочка встала на ноги, а ее болезнь быстро пошла на убыль. Вот, что значат радости жизни. Хапайте их, где можно, полными горстями. И, где нельзя, тоже.

Тот стресс-психоз с новым начальником выдержать долго я не смог. Сколько я продержался, год, два? Ничего подобного – всего месяцев 5. Я воевать не умел, не был ни бойцом, ни борцом, а лишь беглецом. И сбежал, как только в мраке того моего бытия приоткрылась небольшая щель. Ею было неожиданно освободившееся место старшего научного сотрудника в лаборатории гидрогеологии нашего же института.

Эта оказия случилась в результате каких-то многоходовых штатных перестановок, некого дворцового переворота, мастерски проведенного заведующим той самой гидрогеологической лаборатории И.Я.Пантелеевым, в результате которого он из зава стал замом.

О, великий могучий, какие разные смысловые наполнения могут иметь одни и те же твои слова! Ведь мало кто из читающих сейчас этот текст способен себе представить, что занимать пост заместителя, например, какого-нибудь Министра тяжелого машиностроения в Москве, могло быть в те года менее привлекательным, чем быть заместителем директора мастерской по ремонту велосипедов где-нибудь в Крожопинске. Попробую объяснить это на примере.

Иван Яковлевич Пантелеев принадлежал к огромной армии советских ученых, которые, на самом-то деле, никакими учеными не являлись. Они были лишь деятелями науки, в лучшем случае некими менеджерами, организаторами. Однако, кроме нередко присваемого им почетного звания “Заслуженный деятель науки и техники”, они обладали и лакомыми степенями кандидатов, докторов наук и даже были членкорами и академиками. А это, в свою очередь, давало им право занимать не очень-то пыльные места в советской ученой бюрократии и класть в карман совсем не худые пачки денежных ассигнаций.