Другим металлом, которым живо интересовались северные купцы и порой отправлялись за ним до Константинополя, было железо [491] . Принадлежа, как и золото, к стихии огня, подчиняясь движению Марса, оно относилось к совершенно иному знаковому комплексу: железо представлялось обладавшим одновременно и уранической, и хтонической природой, носителем опасных сил, угрожавших уничтожением всего живого. Оно было основанием цивилизации, предопределив развитие металлургии и техники, и в то же время – ее крушением, давая рождение все новым и новым видам оружия.

Флорентийский аноним начала XIV в. называл «железо всех сортов» товаром, пользовавшимся преимущественным спросом на рынке Кафы [492] . Аналогичные оценки высказывались и другими авторами «Коммерческих практик» [493] . Здесь, в который уже раз, приходится подчеркивать, что железо ввозилось как сырье в виде заготовок-цанов, прутьев в связках и проволоки [494] . То была продукция рудников Испании, отчасти Калабрии и Эльбы, а также Кипра и Далмации [495] .

По-видимому, из последнего региона происходило железо, которое отправлял в Кафу венецианец Джакомо Бадоэр в 1436–1440 гг. Согласно его записям, крымский порт получил 15 барилей (549 килограммов) железа [496] .

Оценивая эти незначительные торговые операции, нужно заметить, что железо относилось к числу тех немногих товаров, которые подлежали контролю высшей сеньориальной власти. В частности, железо запрещалось вывозить в нехристианские страны [497] . Вообще, его поставками, в основном, ведало государство, и поэтому упоминаний о нем невозможно встретить в частно-правовых актах. Напротив, в официальных документах такие сведения иногда попадаются. Так, в инструкциях кафским консулам 1468 и 1473 гг. называлось железо «в связках» и «в прутьях» и, кроме того, 4 балласа (692 килограмма) «железного листа» [498] .

Похоже, реальный объем импорта железа-полуфабриката был выше, чем можно предположить по сохранившимся отрывочным известиям. В условиях, когда на Севере собственные железорудные источники только начинали разрабатываться с конца Средних веков, а ближайшие, германские, только к XV в. приобрели экспортное значение, ощущавшийся на Севере дефицит железа, несомненно, должен был погашаться за счет поставок по южным морским путям. Оно становилось основой железоделательных ремесел в северных городах [499] .

В самой Кафе литье, кузнечное и оружейное дело получили небывалое развитие. Фигура кузнеца, укрощающего духи огня демиурга, вформовывающего их в изделие, одна из самых почтенных в городе. Там были литейщики-кузнецы и чеканщики, слесари и механики, сабельщики и кинжальщики. Там действовали латники и копейщики, литейщики колоколов и делающие шлемы. Кафской коммуной нанимались мастера по изготовлению бомбард, сборке стенобитных машин и инженеры, монетные мастера и искусные умельцы во всех областях обработки железа [500] .

Увы! Средоточие железоделательного производства в Кафе, обнаруживавшего к XV в. явно военизированную направленность, превращение города в арсенал, не гарантировало ему безопасного существования, но, напротив, стало фактором, усилившим конфликтогенность в условиях наступавшего коллапса татарской империи и расширявшегося турецкого завоевания.

Разумеется, импорт сырьевого железа сыграл особо важную роль в развитии ремесленного производства на Севере. Но, вместе с тем, нельзя игнорировать определенного значения ввоза готовых железных изделий. Для конца XIII в. профессор Лаура Баллетто приводила данные об оптовых поставках ножей, или кинжалов, в направлении Романии, часть которых, по-видимому, могла достичь черноморских портов [501] . Исследования Мишеля Баляра дали еще более представительный материал о ввозе железных изделий и, прежде всего, оружия в Кафу, неуклонно прогрессировавшем в XIV–XV вв. [502] .

Конечно, специфика использовавшихся зарубежными историками документов – официальные акты метрополий и колоний – не позволяла говорить о частной торговле оружием, но только о снабжении собственно итальянских гарнизонов в Северном Причерноморье. И все же, какая-то часть оружия становилась предметом обмена и оказывала воздействие на северные народы не столько количеством, сколько распространением новых технических достижений.

Уже в кафских документах первой половины XIV в., в частности, в завещании некоего пьячентинца 1348 г., встречается описание полного снаряжения рыцаря, выполненного по последнему слову тогдашней техники: это были кованный панцирь с нарукавниками и парой железных перчаток, с металлическим подбородником и нашейником; то были шлем с характерным итальянским наносником – барбутой, меч и итальянский щит [503] .

В актах Боццоло 1371 г., касавшихся продажи с аукциона имущества покойного нотария, назывался широкий набор вооружения, принадлежавшего одному человеку. Здесь были 9 щитов, 4 меча, 4 арбалета, 4 пики, использовавшиеся в Средние века и в эпоху Возрождения для охоты. Тут были 2 боевых копья, 2 дротика, служившие как охотничьим, так и военным целям, стрелы и кинжалы [504] .