После того как мы пересекаем мост через рукав реки Лэнгстоун, здания становятся более однообразными. Низкими, узкими, с потрескавшимися стенами, отвалившейся черепицей на крышах и грязными стеклами. Люди здесь тоже одеты по моде, но их наряды, как и дома, потрепаны и грязноваты. Большинство встречных якимианцев заняты каким-нибудь делом.

Сидящая напротив меня Кэридвен облокачивается на дверцу кареты. С каждым толчком нашего экипажа мы ударяемся друг о дружку коленями. Принцесса рассматривает меня, а не Путнам, время от времени переводя взгляд на держащего меня за руку Терона. Однако он упрямо смотрит в противоположное окно.

Мы сидим в тяжелом удушливом молчании, пока Кэридвен не издает тяжкий вздох.

— Путнамский университет построен вдали от замка, в центре города.

Мы проезжаем мимо мастерской стеклодува. Позади мужчины, дующего в длинную металлическую трубку, ревет пламя. Я успеваю увидеть, как образуется полупрозрачный белый пузырь, прежде чем мы сворачиваем на соседнюю улицу.

— Якимианцы решили, что лучше разделить свое имущество и капитал на случай войны.

Я ерзаю, и Терон крепко, почти болезненно стискивает мою ладонь, отказываясь ее отпускать. Горло у меня сжимается, и я откликаюсь на слова Кэридвен, чтобы хоть как-то избавиться от неловкости:

— Значит, не все живущие в городе могут туда попасть?

Терон бросает на меня удивленный взгляд. Я что, должна была томиться в молчании? К тому же Кэридвен не сказала ничего плохого. Она просто открыто выразила свои мысли.

Принцесса качает головой.

— К сожалению, нет. Лишь малая часть якимианцев может получить образование в университетах Якима. Остальные же…

Она указывает в окно на детей, несущих деревянные брусья, завешанные десятками тяжелых железных подков. Кажется чудом, что их худенькие ноги выдерживают вес собственного тела, не говоря уже о таком непосильном грузе. Лица испачканы сажей, одежда грязная и измятая.

В груди становится тесно.

— Жизель не заслуживает доверия?

— Она похожа на моего отца, — начинает Терон, и я сжимаю его ладонь. — Я часто задавался вопросом: почему он женился на женщине из Вентралли, а не из Якима? Яким разделяет многие его убеждения. Для него на первом месте стоят предприимчивость, систематизация, производительность. Но все же, несмотря на сходство, есть одно большое различие, которое оттолкнуло даже моего отца.

— Какое? — спрашиваю я.

Но Кэридвен привлекает мое внимание и показывает куда-то на улицу. Я вижу, как карета, едущая за нами, сворачивает, чтобы углубиться в город. На винного цвета дереве ярко горят огненные краски Саммера. Похоже, Симон решил не встречаться с Жизель.

Куда повезли этих бедных девушек? Продавать их услуги? У меня сводит живот.

— При всех недостатках отца, — тихо продолжает Терон, — я никогда не смогу назвать его плохим королем. Он не обделяет вниманием ни одного корделлианца, каким бы ничтожным тот ни был, и зеленеет при мысли о том, чтобы продавать своих людей в Саммер, как это делает Яким.

Кэридвен хмурится.

— Совестливое королевство Гармонии? Интересно, какие еще чудеса грозят этому миру. Может, в Саммере вдруг пойдет снег?

Ее высказывание поначалу звучит абсурдно, но потом наши взгляды на секунду пересекаются, и я понимаю, что таким образом она напомнила мне о моем маленьком снегопаде в Джулае. Я молчу, не желая поддаваться на ее провокации. Лицо Терона мрачнеет.

— Не оскорбляй мое королевство, когда твое собственное купается в недостатках.

Кэридвен таращится на него, после чего оскаливается, скрещивая руки на груди. Я вопросительно смотрю на Терона.

— Мне казалось, твоя цель — объединение всех королевств. Избавление от предрассудков, приятное обхождение.

Удивленно моргнув, Терон качает головой, а потом разжимает пальцы, и я высвобождаю ладонь.

— Прошу прощения, — наклонившись вперед, говорит принц.

— Вообще-то меня восхищает позиция твоего отца в этом вопросе, — вроде бы тоже извиняется принцесса и смотрит в окно. — Мне бы очень хотелось, чтобы и другие королевства ценили своих собственных подданных.

Губы Терона трогает легкая улыбка.

— Возможно, благодаря нашему объединению так и будет.

Я закусываю губу. Перед внутренним взором проносятся увиденные в пути картины. Богатые представители высшего общества с их идеальными домами и дети, несущие тяжеленные подковы. На короткое мгновение мне вспоминается Эйбрил и то, как там относились к детям. Единственная разница между этими детьми и теми — цвет кожи. В королевстве, гордящемся своей прогрессивностью, люди не должны походить на рабов из рабочих лагерей Ангры. Даже если они крестьяне, даже если они бедны. В лагере Ангры я ничем не отличалась от любого другого винтерианского раба, а теперь разъезжаю в красивой карете. В чем разница между мной и этими людьми? В том, что я обладаю магией?

Пейзаж за окном меняется. Теперь мы окружены высокими стенами, превосходными кирпичными зданиями и людьми в традиционной якимианской одежде: прямые линии, коричневые ткани, медного цвета вставки. Должно быть, мы на территории университета. Я удивляюсь резкой смене декораций. Либо бедность, либо богатство. Это напоминает мне Саммер, где людей буквально принуждают вкушать радости жизни и находиться в вечном дурмане счастья. Прими это или… страдай. Кэридвен прекрасный тому пример. Этот мир соткан из одних только крайностей.