Фабрика работала до самой смерти Ломоносова, ее закрыли в 1768 году. Усть-Рудица перешла к другим владельцам, здания фабрики разобрали, потом разрушилось и здание усадьбы. Теперь Усть-Рудице присвоен статус «упраздненная деревня». Фундаменты построек заросли кустарником, каменная плита рассказывает случайным путникам о том, что было здесь когда-то, но лишь стихи ее хозяина способны оживить старую усадьбу, показать, чем она была в XVIII веке и почему достойна остаться в нашей памяти. В этом одна из важнейших функций литературы – не давать нам забыть не только факты, но и те чувства, которые эти факты когда-то будили в людях.

На одной из парадных невских набережных Васильевского острова до сих пор стоит двухэтажное здание, от которого так и веет стариной. Петербуржцам оно известно как дворец Меншикова (современный адрес – Университетская наб., 15). Трехэтажный каменный дворец некогда был самым высоким и самым роскошным зданием молодой столицы. После смерти Петра I Меншиков, опираясь на гвардию, посадил на престол Екатерину I и стал фактическим правителем России. Ему удалось добиться от вдовы Петра согласия на брак великого князя Петра Алексеевича (будущего Петра II) и своей дочери Марии. Но когда Екатерина умерла (а это случилось очень скоро – в мае 1727 года), юный Петр II, подпавший под влияние боярского рода Долгоруких, расторг помолвку с Марией Меншиковой. Вскоре князь был посажен под домашний арест, а позже сослан в Раненбург и оттуда в сибирский город Березов, где и умер спустя полтора года.

В 1731 году по приказу Анны Иоанновны архитектор Доменико Трезини перестроил бывший дворец Меншикова для его нового хозяина – Сухопутного шляхетского корпуса (позже переименованного в Кадетский корпус). Для него на том же участке построили новые здания (ныне – дома № 1, 3, 5 по Кадетской линии). В высочайшем указе, подписанном императрицей Анной Иоанновной, говорилось: «Хотя вседостойнейшей памяти дядя наш государь Петр Великий, император, неусыпными своими трудами воинское дело в такое уже совершенное состояние привел, что оружие российское действия свои всему свету храбростью и искусством показало… и воинское дело поныне еще в настоящем добром порядке содержится, однако ж, чтобы такое славное и государству зело потребное дело наивяще в искусстве производилось, весьма нужно, дабы шляхетство от малых лет к тому в теории обучены, а потом и в практику годны были; того ради указали мы: учредить корпус кадетов, состоящий из 200 человек шляхетских детей от 13 до 18 лет». Первым директором корпуса стал Бурхард Кристоф Миних – уроженец Ольденбурга, военный инженер, один из сподвижников Петра I, позже служивший Анне Иоанновне.

Шляхтой в Польше и России в XVIII веке называли дворянство. В Шляхетском корпусе учились недоросли (юные дворянские сынки), будущие военные и государственные чиновники. Поступление в корпус становилось для них началом хорошей карьеры, но карьеру не подносили на блюдечке. Учиться было нелегко, вставали в пять часов утра, молились и завтракали, а уже в шесть уходили в классы. С 10 до 12 часов занимались строевой подготовкой, или, как говорили тогда, «солдатскими экзерциями», в полдень обедали, с 14.00 до 16.00 – опять шли на уроки, с 17.00 до 18.00 – снова построение, в 20.30 – ужинали, а в 21.00 – ложились спать. В программу входили уроки математики, истории и географии, артиллерии, фортификации, фехтования, верховой езды и «прочих к воинскому искусству потребных наук», а также немецкого, французского и латинского (для желающих после обучения заниматься науками) языков, чистописания, грамматики, риторики, рисования, танцев, морали и геральдики.

Обучение начиналось по большей части с 5–6 лет, в 16 лет юношам предстояло выбрать военную или гражданскую карьеру, а выходили они из корпуса, когда им исполнялся 21 год. Воспитание, которое получали в корпусе, значительно отличалось от того, которое было принято в школах, созданных при Петре I, где делали акцент на практических дисциплинах: навигации, артиллерии, инженерных науках. В корпусе же много времени уделялось гуманитарным дисциплинам: языкам и литературе, ученики ставили спектакли, изучали музыку, танцы. Такой «уклон» образования был связан, прежде всего, с тем, что в 1766 году шефом корпуса стал Иван Иванович Бецкий – внебрачный сын генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого, блестяще образованный человек, обучавшийся в свое время в Кадетском корпусе в Дании, затем долгие годы живший в Париже. Когда Бецкий вернулся в Россию, Екатерина II приблизила его к себе, его назначают Президентом Академии художеств, при которой он устроил воспитательное училище, позже стал организатором и главным попечителем «воспитательного общества благородных девиц» (Смольный институт). Возглавив Сухопутный шляхетский кадетский корпус, Бецкий составил для него новый устав.

А. П. Сумароков

По словам русского дипломата Семена Романовича Воронцова, «офицеры, выходившие из старого кадетского корпуса, были хорошие военные и только. Воспитанные же Бецким играли комедии, писали стихи, знали, словом, все, кроме того, что должен был знать офицер». Однако Воронцову нельзя верить безоговорочно. Традиции гуманитарного образования закрепились в корпусе задолго до того, как его директором стал Бецкий. Сын генерала Петра Сумарокова, 14-летний Александр Петрович Сумароков, поступил в корпус в 1732 году, то есть за 30 лет до появления там Бецкого. Однако и в ту пору кадеты участвовали в исполнении массовых сцен в итальянской опере; их обучал балетному искусству балетмейстер Ланде, основатель школы танца. Позже они преподнесли императрице Анне Иоанновне сочиненное в ее честь стихотворение. Озаглавлено оно было так: «Ее императорскому величеству, всемилостивейшей государыне Анне Ивановне, самодержице всероссийской поздравительные оды в первый день нового 1740 года от Кадетского корпуса, сочиненные чрез Александра Сумарокова».

Еще позже, в 1759 году, группа офицеров корпуса начала издавать журнал под названием «Праздное время в пользу употребленное». В этом журнале печатался и Сумароков, не порвавший связей с корпусом после окончания его в 1740 году, когда его зачислили на службу в военно-походную канцелярию графа Миниха, а позже он служил адъютантом у графа Разумовского.

Однокашниками Сумарокова были будущий поэт Михаил Матвеевич Херасков, Иван Перфильевич Елагин, также ставший поэтом и государственным деятелем, Адам Васильевич Олсуфьев – будущий статс-секретарь императрицы Екатерины II, меценат и покровитель театра, Андрей Андреевич Нартов, сын «царева токаря», будущий драматург, переводчик и журналист, греки Петр Иванович и Иван Иванович Мелиссино, два брата, один из которых стал генералом от артиллерии, а второй – директором Московского университета, и другие будущие выдающиеся деятели культуры второй половины XVIII века. Еще один современник Сумарокова – Ломоносов, они дружили с юности и выступали единым фронтом в литературных спорах. Хотя в конце жизни Сумароков упрекнет своего старого товарища, а точнее, его хвалителей, восхищавшихся «громкими одами» Ломоносова: «Словогромкая ода к чести автора служить не может; да сие же изъяснение значит галиматию, а не великолепие» («Некоторые строфы двух авторов», 1774).

В корпусе юному Александру внушили представление о достоинстве дворянина – человека, рожденного для служения Отечеству, чести, культуре, добродетели. Те двадцать лет, которые он прожил в Петербурге, были наполнены служением «на благо Отечества» так, как его понимал Сумароков.

Позже в своем стихотворении «Сатира о благородстве», то есть о дворянстве, он напишет: