Шрифт:
— Мне одно не даёт покоя, Andre. Неужели для того, чтобы один был счастлив, другой должен был умереть? — С горечью прошептала княгиня Урусова.
Ефимовский тяжело вздохнул. Как никогда раньше он понимал, что ныне чувствует Софи, глядя на него. Счастье досталось ему ценою жизни её брата. И как же тяжело было смолчать, не открыв ей истины.
— Пути Господни неисповедимы, Софи, — после непродолжительного молчания молвил он. — Как знать, что ждёт нас даже в самом ближайшем будущем.
— Нет, я не осуждаю тебя, — вновь заговорила Софья, — никто не должен страдать, коли есть возможность стать счастливым. Ступай, Andre, — вздохнула княгиня. — Я хочу побыть одна.
Андрей покинул террасу, даже не заметив жены, притаившейся в нише у померанца, а когда он вышел, Марья, заслышав сдавленные рыдания, шагнула к бывшей золовке.
— Софи, не плачьте, — она едва коснулась вздрагивающих плеч.
Софья резко обернулась и откинулась на мраморную балюстраду, стремясь оказаться как можно дальше от бывшей невестки.
— Вы подслушивали, — произнесла она обвиняющим тоном.
— Не нарочно, — Марья Филипповна покачала головой. — Ежели вам будет легче, то хочу сказать, что я никогда не забуду Nicolasa.
— Полно, Марья Филипповна. К чему вам хранить память о нём? Для этого есть я, — княгиня Урусова усмехнулась. — Сделайте счастливым его, — Софья кивнула в сторону освещённой залы, — и уже этим я буду довольна.
Повернувшись к Марье спиной, княгиня Урусова спустилась по лестнице в темнеющий парк. Свет из окон позволял видеть тонкую фигурку в ярко-синем платье, бредущую мимо фонтана. Заметив высокий мужской силуэт, появившийся рядом с княгиней, Марья грустно улыбнулась, распознав в мужчине супруга Софи.
После этой встречи ей было уже не до веселья. Всё, чего она желала, так это остаться наедине с Андреем. Шагнув в ярко-освещённый зал, она тотчас увидела его среди гостей. Ефимовский, беседуя с теми, кто его окружал, с видимым беспокойством осматривал залу и, заметив ту, которую искал, тотчас извинился перед собеседниками, устремляясь навстречу жене.
— Я хочу уйти, — прошептала ему Марья, едва его губы коснулись её щеки.
Андрей молча кивнул и увлёк её к выходу. Проведя новоиспечённую графиню через анфиладу комнат, он остановился у белых двустворчатых дверей, украшенных позолотой.
— Я оставлю тебя ненадолго, Mon ange, — он открыл перед Марьей обе створки. — Мне надобно распорядиться, дабы уложили багаж, а после я вернусь, — с этими словами он склонился к ней, целуя обнажившееся плечо.
Невзирая на усталость и тревоги минувшего дня, молодая графиня намеревалась дождаться возвращения супруга, но, сколько не пыталась прогнать сон, что настойчиво увлекал её в объятья Морфея, одолеть его не смогла. Вернувшись в спальню, Андрей не стал будить жену. Погасив свечи, он лёг рядом, обнял тонкий стан и улыбнулся, когда Марья, устраиваясь удобнее, положила голову ему на грудь, как делала каждую ночь, что он оставался с ней в Ракитино. — 'Господи, ежели ты решишь покарать меня за обман, пусть кара твоя никогда её не коснётся", — он прижался губами к чуть влажному виску Мари.
Эпилог
Осень 1857 г. Усадьба графа Ефимовского "Веденское"
Тёплый сентябрьский день клонился к вечеру. Из открытого настежь окна потянуло прохладой. Седовласый мужчина весьма преклонных лет зябко поёжился и бросил быстрый взгляд на колышущуюся под лёгким движением воздуха кисейную занавеску. Перехватив его взгляд, граф Ефимовский поднялся из-за стола и закрыл окно, после чего вернулся к чтению письма.
— Где же девочка? — Обратился граф к старику, сгорбившемуся в кресле у стола.
— Вы же понимаете, Андрей Петрович, что я не мог привезти её сюда вот так сразу, ничего вам не сообщив. Она осталась в Москве у моих хороших друзей, — ответил Хоффманн.
— Да, я понимаю, — Ефимовский сжал ладонями виски и вздохнул. — Запутанная история.
— Так могу я положиться на вас? — Осведомился Генрих Карлович. — Исполните ли вы его последнюю просьбу?
— Безусловно, — Андрей поднялся со стула и прошёлся по комнате, пытаясь скрыть охватившее его волнение. — И всё же! Это невероятно!
— Иногда случаются вещи, которые материальная наука объяснить не в силах, — Хоффманн пожал плечами.
— Впрочем, Николай Васильевич просил передать вам его дневники. Надеюсь, в них вы найдёте ответы на все ваши вопросы.
— Вы правы, Генрих Карлович. Во всём есть Божий промысел. Надеюсь, вы не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством? — Задумчиво ответил Ефимовский.
— Не хотелось бы стеснять вас, Андрей Петрович.
— Вы нисколько нас не стесните. К тому же надобно будет рассказать обо всём Марье Филипповне, а лучше вас этого никто не сделает. За mademoiselle Кшесинскую не тревожьтесь. Я завтра же пошлю за ней, — заверил он Хоффманна.