Кольцо его светлости осталось лежать на каминной полке в гостиной, ежедневно находилось немало народу, желавшего взглянуть на эту реликвию.

А затем как-то незаметно наступил день возвращения папеньки и Густава.

Окрыленная надеждой, что, наконец- то моя жизнь вернется в прежнее русло, я, едва слуга принес известие о том, что на горизонте показались паруса Ост-вендской компании, поспешила на пристань.

Это было яркое солнечное утро, заполненное криками матросов с других кораблей, и шумом встречающего корабли народу. Мы с маменькой доехали до пристани, и несмотря на то, что она осталась сидеть в экипаже, сославшись на палящее солнце, я выскочила из кареты, и поспешила к пристани.

Как раз вовремя, именно в этот момент закрепили сходни, и Густав первым поспешил сойти на берег. Я прижав руки к груди, замерла, любуясь им — за время путешествия его волосы выгорели и стали совершенно пшеничного цвета, потемневшая кожа словно подчеркнула глубину и цвет глаз, плечи будто стали шире, а может их подчеркнула рубашка, на залихватский морской манер расстегнутая до груди… И пожалуй, в этот миг можно было бы искренне влюбиться в Густава, если бы не одно но — я вдруг поняла, что неосознанно сравниваю его с Авераном. И в сравнении с его светлостью Густав проигрывал во всем…

Прикрыв глаза, я мрачно выговорила самой себе «Ты больше не будешь думать об этом мерзавце. Ты больше никогда не будешь…»

И тут я услышала призванное привлечь внимание «Гхм».

Распахнув ресницы, я в первый миг просто не поверила в увиденное

— Мисс Хемптон, — прикоснувшись к шляпе, произнес герцог.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, кто стоит передо мной. Затем я, поклонилась, присев в реверансе и произнесла, как и следовало:

— Лорд Аверан.

После чего попыталась было обойти его светлость, чтобы поспешить к жениху. Но герцог, словно разгадав мой маневр, вновь заступил мне дорогу и произнес:

— Сегодня чудный день, не находите, мисс Хемптон?

Разьяренно взглянув на него из-под полы шляпки, и поистине не понимая, как после всего случившегося он вообще посмел подойти ко мне, я была вынуждена ответить:

— Да, лорд Аверан, день действительно чудесный.

И невольно заметила, что его светлость выглядит не лучшим образом. Осунувшийся, несколько побледневший, он смотрелся потрепанно, даже невзирая на безукоризненно отутюженный костюм.

— Вы нездоровы? — выпалила прежде, чем осознала что говорю.

— Слегка, — уклончиво ответил герцог.- Не стоит беспокойства.

Разговор увял, едва начавшись. Мне хотелось поскорее уйти, тем более что сходни Густав уже преодолел и теперь спешил ко мне по пристани, заметно хмурясь от присутствия рядом со мной его светлости.

Чувствуя себя крайне неуютно, я решила намекнуть герцогу, что не задерживаю его, поэтому произнесла:

— Что привело вас на пристань Уэстенса, лорд Аверан?

— Дела, — сухо ответил он.

— Не смею вас задерживать, — тут же вставила я.

По всем правилам этикета на этом разговор должен был завершиться. Но его светлость явно считал иначе.

— Надеетесь выйти замуж, Элизабет? — с ядовитой усмешкой спросил он.

Мрачно взглянув на него, я язвительно поинтересовалась:

— А вы предпочли бы видеть меня падшей женщиной, лорд Аверан?

Маски сорваны, кружева ненужных условностей отброшены, противники вновь скрестили шпаги. И его светлость как-то вмиг преобразился — из его глаз ушло выражение безразличия и отрешенности, на губах зазмеилась улыбка.

— Предпочитаю видеть вас… женщиной, — он произнес это, понизив голос едва не до шепота, и глядя на меня так, что становилось совершенно ясно, он не испытывает ни малейшего стыда за содеянное.

Я продолжала взирать на него без тени улыбки, ожидая продолжения поднятой им же темы. Но герцог решил завершить на этом, поклонился, коснувшись шляпы, после чего, проигнорировав уже практически подошедшего к нам Густава, неторопливо удалился.

Я посмотрела ему вслед с откровенной злостью, значительно омрачившей мне встречу с женихом. Как оказалось в дальнейшем, встречу омрачило не только это — Густав был посвящен во все случившееся и крайне недоволен моим поведением и тем, что я едва не опорочила себя.

О том, как недопустимо вела себя, я выслушивала до самого экипажа, где нас ожидала маменька, а затем до самого моего дома, так как Густав соизволил проводить меня до дому, от чего я была вынуждена ехать в его экипаже и компании его отца, помимо моего жениха. На все мои попытки возразить, ответ следовал один:

— Элизабет, ты практически моя жена, все что вытворяешь ты, несмываемым пятном ложиться на мою репутацию. В конце концов я веду себя безукоризненно, и от тебя требую того же.

Попытки оправдаться пресекались мгновенно и всеми присутствующими. Не порадовали даже подарки — папенька привез мне нить удивительного розового жемчуга, Густав корзину диковинных ракушек, ароматические масла для ванны и ожерелье с бриллиантами, к свадебному платью. Но подарки были совершенно ничем в сравнении с постоянными упреками. Завершилось тем, что даже Полин высказалась крайне нелицеприятно, заявив: