Смены сменялись одна за другой. Время шло, пролетело пять лет. Совместные качания из стороны в сторону уже никого не удивляли. Жизнь в клинике-тюрьме текла своим чередом. Утром всех заключенных препровождали в столовую, потом выпускали на прогулку во внутренний двор. Затем опять загоняли по камерам, которые, впрочем, на день не запирались. Особо буйных содержали в отдельных блоках. До обеда заключенных посещали медики. Потом был обед, снова прогулка, ужин. Без двадцати десять вечера охранники загоняли подопечных в камеры, которые закрывались на ночь. Единственные, с кем не было проблем, – это старый ниппонец и Ник. Они даже на прогулке садились напротив друг друга и начинали мерно раскачиваться. Охрану сначала это забавляло, потом привыкли. Медики тоже поначалу проявляли повышенный интерес к этой паре заключенных, но потом махнули рукой. Что там, в головах у этих сумасшедших, которые за все время своего заключения – что один, что другой – не произнесли ни слова?

В один из дней произошло нечто, вызвавшее легкий переполох среди охранников. Заключенные из камеры № 932 не качались! Впервые за пять лет они просто сидели друг перед другом с закрытыми глазами и не качались из стороны в сторону. Были вызваны медики, которые на несколько суток изолировали этих двоих друг от друга, переведя их в медицинский блок.

Но исследования ничего не дали. Поведение этих двух больных не изменилось, не отмечалось никакой агрессии или излишней апатии. Они одинаково реагировали на команды охранников и врачей. Но больше не раскачивались.

После этого «инцидента» прошло еще несколько месяцев, и жизненный ритм тюрьмы-больницы вновь вошел в свое привычное русло. Охранники заступали на смены и сменялись, жевали свои бутерброды, литрами пили кофе, по ночам играли четверо на четверо в скрапс на деньги. И вроде бы все шло как обычно.

После ужина Ник привычно вошел в свою камеру, уселся на койку. Через пару минут в камеру тихо вошел ниппонец. Он уселся на свою койку, поднял глаза на Ника.

– Ну, вот и все, – произнес он.

– В смысле? – не понял Ник, он смотрел в глаза ниппонцу.

Со стороны все было как обычно, два заключенных сидели друг напротив друга и молча смотрели друг другу в глаза. Но на самом деле, они общались. Как? Об этом знал лишь старый ниппонец.

– Это все, парень. Я готов уйти, тебе тоже пора уходить.

– Куда?

– Куда хочешь, – ниппонец усмехнулся. – Тебя здесь больше ничего не держит. Я вернул тебе возможность воспринимать мир таким, как он есть. Пора уходить.

– А ты?

– Я тоже не задержусь. Но мой дальнейший путь намного короче твоего.

– Ты хочешь умереть? Ты хочешь наконец-то исполнить свою клятву?

– Да, время пришло. Я готов, и страха больше нет. – Ниппонец сверлил взглядом Ника. – Ты чужак для меня, для моей веры, для моей культуры, но именно ты мне помог. А я помог тебе. Я шесть лет здесь, и все эти годы были для меня тем самым путем, о котором говорили мои учителя.

– И что мне теперь делать?

– Уходи. Делай что хочешь, ты свободен.

Ник смотрел на старца, не отрываясь, но тот прикрыл свои узкие глаза, прерывая контакт.

– Чего застыл? Больше мне нечего тебе сказать, проваливай отсюда, парень. – Старик сказал это уже вслух и повелительным жестом, будто отметая от себя что-то, поторопил Ника. Тот встал, поклонился и, повернувшись, шагнул вперед, ударившись в этот момент головой о стену, пошатнулся от удара и вспышки в глазах. Обернулся.

– Все, все, иди уже, – ворчливо забормотал ниппонец. – Иди уже, не мельтеши.

– Ага, – Ник кивнул и, сделав шаг в сторону, вышел из камеры. В этот момент внутренние охранники начали вечерний обход перед закрытием камер на ночь.

Но куда идти, что делать, Ник не знал. Он топтался в решетчатом коридоре, не зная, что делать дальше. Охранник, проходящий в этот момент за ограждением и постукивающий дубинкой со встроенным электрошокером по решетке, остановился.

– Эй! А ну, быстро в камеру! – прикрикнул он на Ника, и тот послушно повернулся, чтобы войти в камеру. И в этот момент он увидел, как ниппонец с перекошенным лицом схватил себя за шею. Ник бросился к нему, ухватился за руки, пытаясь оторвать от шеи, что-то брызнуло ему в лицо, теплое. А уже через секунду он понял, что это кровь. Ниппонец проколол себе яремную вену заточкой, сделанной из простой пластиковой ложки.

– Ух-хо-ди… – просипел ниппонец, и его сотрясла конвульсия. Кровь теперь хлестала из вспоротой шеи, а Ник все пытался отвести его руки.

В этот момент взвыла сирена, все двери стали с грохотом закрываться. Все, кроме одной. Еще через полминуты в камеру ворвались трое охранников. Один тут же ткнул дубинкой-шокером в бок Ника, второй рывком отбросил на койку, прижав коленом.

– Что там?!

– Готов! – заорал третий охранник, взявшийся было осмотреть ниппонца. – Он его заточкой в шею!