Шрифт:
Зимний путь
Шум
«Близится снег…»
«Сестре – шесть, брату – девять…»
Сумерки
«Приблизившись, дурнеет долгожданный…»
Обряд
«Похороны во дворе – событье…»
«Скорее, скорее спускайся…»
так, себя предвосхищаярождённым, слышит изнутридитякрая посуды, тягводяных, воздушных, всхлипы, пузыри,затем – круги и перепадыневидимых движений, звонкий спорножей и ложек – из cвоей засады —cкрип тряпки о фарфор,вечерних бабочек, бок о бокнад лампой пляшущих, сквозь гулдвух голосов полузнакомых,глотка укромную дугу,дыханье, тишину, биенье,и дерево, что наяву,внезапно потеряв терпенье,роняет яблоко в траву.
Близится снег.«Скоро тебя заберём»плакатным перому третьей московскоймама надписью машет при всех. Скоро обход. Облаков за рукой на стекле, переправа. Обещанье маячит. Пора бы. Шубка с воздетым лицом.Указательным если коснуться, огромным, упадёт ли? Почувствует? Синь за стеклом. Нимб мохеровый, « …бя заберём», невесом. Не крупнее лунки мизинца. Картонным, ангельским машет крылом навестительница, расплываясь, пока отступаешь,– …повыше, дыши, подыми, отойди, просквозит, никого там, дыша без тебя, ешь, уехала. Близится. Cнег:– вот и мы.
Сестре – шесть, брату – девять. Игра в раздеванье. Слои маслянной краски не до конца дверь, виноградное в кадке древо, диванный валик вместо её лица. Крюк не дотянется до петлицы. Запылённые листья. На подступах новый год. Вьётся растение. Локон. Локоть. Ветрянка прошла у обоих. Игра в нескромность. Зоркость детская. Оттиск её колгот. Он, искоса. Оба в зелёных точках тела.– Пройдись. Проходит кто-то. Заставь – шаги — креслом, ты похож на скелет. В восточных шторах солнце, между драконом и веткой игра нагих. Он подбирает сорочку с пришитой меткой. Она:– И нечего так смотреть. Под бесплодным, комнатным, стены оплетшим, ветхим,– ты похожа на смерть.
Во снах, сам того не желая,возвращаешься в дом свой.Здравствуй,комната нежилая. Светом вдостальхочет напиться. Отвыкшие растворятьсядвери, ставни впустятсолнце.Здравствуй, сестра-двойница, в зеркальном рабстве.Все ли здесь постояльцы —стулья, тихие вещи? Тянется глянцевая за пальцемполоса по обложке, блещетчашки фарфоровый локоть,бок о бок с пыльным кувшином —лучше не трогать.Не внушать надежды.Эти сонные вылазки полуслепой души нампозволены тем же,кто, в одночасье,отменит и жизнь,и то, что за нею брезжитвсе эти комнаты наши пустые и снов небрежность.Сумерки счастья.
Приблизившись, дурнеет долгожданный, теряет очертания, ветшает день праздника. В стакане многогранный отец хлопочет, сам себе мешает, и комнатой обёрнуты блестящей шары, шары, на каждом – голубое клеймо окна, и бабушки сидящей коричневое зеркало вмещает рембрандтовскую оторопь. Рябое в серванте – ёлка, висельница, юрта? Цветная драка? Завтрашнее утро уже в Китае, нож, тарелка, десять, тарелка, нож, ребёнок, всё, садитесь, не ставь на край, прольёшь. Надкушен месяц. Tарелка. Нож.
Дитя зимой.капустная слышнаприсловица « …а то закоченеешь,простынешь». Кофты синяя, за нейеще одна,вот пуговицы, вникшие в своиоконца шерстяные, друг за другом,потом лицо, в точь пуговица, и —«Не туго?».Потрескивая, вырвется на светиз жаркой шапки прядь,к ладониприпасть. Назад. Она опять. В картонный,нога не попадает, нет,ниц, валенок…И, стиснута вокругцигейковой заботой, плотнымкрестом платка, резинками вдоль рук,воротником бесповоротным,обёрнутая темнотой,родным усердием (и был вестяжек), длилась жизнь.Я помню только то,что кончилось.Как холодно.Не вырвись.
Похороны во дворе – событье.Дети на деревьях смотрятгроба театральное отплытьена волнах из шевиота. Бодростьдальних, судорги ближайших,ленточка на лбу, румянецпроплывающего навзничь. Cварщикили токарь, может быть. Сама не знаю, кто он был. Теснение.Под руки влекут вдовицуна его лицо нахлынуть тенью,чёрной пеной. Быть. Остановиться.Ничего не помнить. Осмотреться.Все вокруг чужие. Представленьесмерти непостижное. Наследство —комната и полплиты. Стареньесорвано. Четыре стула. Воздух.Марш смолкает. Вздрагивая, в розахи венках, «газель» его увозит.И кора с колена кожу свозит.Ссадина. Всё кончено. Спускайся.
Скорее, скорее спускайся.Как брошенный об пол сундук,лифт грохнет, и звякнут лекарствана столиках нижних старух,а сами старухи с обеихскамеек тебя оглядят,сходящую, словно на берегс кормы, оправляя наряд,состроченный ночью, шумящий,(матроска, реглан, габардин),Пусть смотрят во след, как пропащей,как юности, щурясь, как с мачтыдозорный, оставшись один.