А главное – позабыв о сомнениях.

Будь они прокляты.

Сражайся!

Это опасно? Опасно. Страшно? Страшно. Зато не стыдно.

Плюнь на сомнения и сражайся!

– У вас всё в порядке, госпожа? – переспросил Лотар.

– Да, – повторила Юлия. – Всё в полном порядке. Я работаю… и я увлечена.

– Я очень рад, госпожа.

– Да… – Вдова потёрла глаза. – Я тоже.

Необходимость носить громоздкие очки была не единственным, но самым неприятным недостатком пребывания в лаборатории Портного, однако все эти ложки дёгтя не могли испортить огромную бочку мёда приподнятого настроения, в котором пребывала вдова. Юлия не солгала – она по-настоящему увлеклась. Впервые за долгое время от неё требовалось не только мастерство некроманта, но и талант, способность сосредоточиться, собрать в кулак знания, волю, мастерство, предвидение… и совершить невозможное. Требовалось применить то великое умение, которое некогда разглядел в испуганной Отражением девушке старый Аридор.

От неё требовалось прыгнуть выше головы, потому что Медуза умирала. А вдова Александер до сих пор не понимала, как голове удалось прожить столько веков, поскольку нанесенная Персеем рана должна была убить Горгону на месте. Но вопреки всем правилам – даже магическим! – Медуза выжила, сохранила умение обращать людей в камень, а потеряла, как в этом убедилась Юлия, только разум.

Впрочем, если верить архивным источникам, Медуза и до встречи с Персеем не отличалась ни сдержанностью, ни воспитанием, славилась яростью и не производила впечатления адекватного существа. Медузу боялись, и потому Персей, превративший чудовище в артефакт, стал героем. Но сейчас артефакт мог прийти в негодность, и Юлия делала всё, чтобы этого не произошло. Во-первых, она разбиралась с внутренним устройством то ли мёртвого, то ли ещё живого организма – эти материалы требовались Портному. Во-вторых, исследовала мозг Медузы, пытаясь понять, насколько он повреждён и можно ли использовать для управления существом современные методики некромантов.

Работа увлекала, но проклятые очки изрядно мешали, а злобное шипение, исходящее и от самой Горгоны, и от её «прически», действовало на нервы. Но Юлия справлялась. Тратила силы, но справлялась. За эти несколько часов она выжала себя практически досуха, растеряла всю Ша и мечтала об отдыхе, однако времени оставалось всё меньше, требовалось сделать самую тонкую работу – сплести мозг Медузы с новым телом и установить над получившимся существом полный контроль, – и вдова с трудом представляла, как с этим справится.

– Как дела дома? – тихо спросила она, бросив взгляд на вошедшего Трезора – тот принёс кофе и круассаны.

– По плану, – отрапортовал Лотар.

Псоглавец не задержался, оставил поднос и сразу вышел, и вдова очень тихо закончила:

– Будьте наготове. Уверена, у меня всё получится, и мы сможем совершить задуманное.

Кто именно создал сеть клубов «Отражение», теперь и не скажешь. Одни говорили, что не обошлось без англичан, мол, придумали в XIX веке, чтобы точно знать, где искать своих во время длительных путешествий; другие с ухмылкой уточняли, что первое упоминание трактира «Отражение» относится к XIV веку, открыт он был во Флоренции и скорее всего на деньги Медичи; третьи многозначительно сообщали, что сеть появилась ещё раньше, когда Мамона увлекался путешествиями и периодически страдал от плохой кухни.

Как это часто бывает, подлинная история навсегда затерялась в далёком прошлом и вряд ли её знали даже нынешние владельцы сети, зато заведение под названием «Отражение» без труда находилось в любом мало-мальски крупном поселении. Где-то это был роскошный клуб в центре города, где-то – скромный бар на окраине рабочей слободы, где-то придорожная забегаловка, где-то – кафе при гостинице, а объединяли их название, написанное одинаковым шрифтом, и нежелание привлекать к себе внимание. Настолько сильное нежелание, что в Питере, к примеру, бар «Отражение» располагался в подвале под знаменитым арт-кафе на Фурштатской, и чтобы попасть в него, нужно было пройти в одну из дверей «Только для персонала», спуститься на два пролёта по узкой лестнице, показаться хмурому охраннику, который безошибочно отличал отражённых от заблудившихся, и лишь после этого очутиться в обширном сводчатом зале, тихом и гулком.

По причине неурочного часа посетителей в «Отражении» оказалось всего двое: в дальнем углу грыз рёбрышки волколак – его широкое лицо блестело от размазанного по щекам жира, а у самых дверей читала утреннюю газету чопорная дама в тёмно-синем. На её столике остывала чашка кофе. Бармен скучал и встретил Зольке с искренней радостью.

– Кого я вижу! – прогудел он с такой силой, словно проглотил Иерихонскую трубу. – Сам господин Портной пожаловал в нашу скромную обитель.

– Вольно, Михалыч, – пошутил в ответ Зиновий. – Не нужно подхалимажа.

Грандиозный бармен, настолько высокий и крупный, что посетителей встречал не столько он, сколько его пузо, считался легендой Питера и визитной карточкой «Отражения». Здоровенный, бородатый, он всегда облачался в бандану, безразмерные джинсы и заляпанную майку с надписью «Кандидат на вылет», которая идеально гармонировала с бесчисленными татуировками.

– Давненько ты к нам не заходил, – продолжил гудеть бармен, машинально протирая стойку полотенцем.

– Повода не было, – попытался отмахнуться Зиновий, не имеющий ни времени, ни настроения шутить.

Но отмахнуться не получилось.

– Какой нужен повод, чтобы выпить кружку пива? – осведомился бармен.

– Жажда.

– То есть ты не испытывал её целых четыре месяца?

– Ты помнишь, когда я заходил в прошлый раз? – удивился Портной.

– Ну, ты фигура известная, а для нашего бизнеса нет ничего лучше, чем знаменитые клиенты, с которыми гости могут сделать селфи.

– Неужели «Отражение» перестало пользоваться популярностью?

– Мир не стоит на месте, – вздохнул здоровяк, почёсывая пузо. – Народ ищет нового, вот и приходится шагать в ногу со временем: разрешаем селфи-палки, пускаем бородатых, начали варить крафтовое пиво…