Он не сразу ответил, чего Катарина прежде не замечала.

– Думаю, что то был один из братьев Послесвета. Я видел у него кинжал. Такой можно получить только после всех испытаний и благословений.

– Уверен?
– Таремка знала, как сильно Многоликий опасается мести тех, кому ранее служил. А у страха глаза велики, тем более, если за тобой и впрямь охотятся самые натасканные и опасные убийцы Эзершата. Мало ли чего могло с перепугусперепугу привидится мальчишке.

– Он был не так ловок, но быстр и скор, - насупился Многоликий.
– И глаза меня никогда прежде не подводили, госпожа. Я видел в его руке кинжал с ртутной змеей в рукояти. Видел так же ясно, как теперь вижу твой прекрасный лик. Но я отбил у него охоту тягаться со мной.

– Убил?
– Катарина задержала руку над лохматой головой, дожидаясь ответа.

– Нет, - нехотя ответил Многоликий.
– Бросил громельный камень, чтоб не плелся за нами. Думаю, он после того еще долго на ноги встать не мог, если конечно ему посчастливилось остаться живым.

– Отчего же не убил?

– Братьям Послесвета и без того есть за что мне шкуру покромсать ржавыми ножами. Если еще одного жизни лишу - обозлятся больше прежнего. Как бы не стали мстить тому, что мне дорого, чтобы уязвить меня и ослабить.

Мутные светлые глаза выразительно глянули на нее, мол, знаешь, о ком я говорю. Леди Ластрик знала. Как знала и то, что мальчишка не так прост и наивен, а уж благородство и забота о ее жизни ему вовсе не по нутру. Но она сделал вид, что верит. Он же, в свою очередь, сделает вид, что верит, будто поверила она.

– Что было потом?

– Мы выехали из Сьёрга тем же путем, что и приехали. Зашли в портал и вышли уже около Иштара. По пути от самого портала до городских ворот ни единой живой души не встретили. Разве что ранних пастухов. В городе на нас никто внимания не обратил. Я немного побродил с этими двумя, попетлял улицами, приглядывал, не идет ли кто следом. Потом мы зашли в "Железного вепря". Хороший притон для тех, кто не хочет рожей светить - хозяин молчун, посетители все как один воры да разбойники, сами прячутся в капюшоны и другим под них не заглядывают.

– Но именно там, если я верно расслышала в первый раз, вас и поймали.
– Катарина продолжала гладить обкромсанные лохмы мальчишки.

Под пальцами будто разожгли пламень, так сделалось горячо ладони. Леди Ластрик могла спорить, что чувствует всю злость мальчишки.

– Я не знаю отчего так вышло, госпожа моя. Мы смени одежды несколько раз, делали это тайно, чтоб никто не видел и задолго до того, как войти в дасирийскую столицу. Знаю, ничто не может смыть мой позор перед тобою, но я готов искупить всяким путем, каким тебе будет угодно меня покарать.

Его наигранная покорность привлекала Катарину. Они ходили друг вокруг друга, точно два хитрых лиса, деланно припадали на лапы, выказывая покорность и смирение, а сами меж тем выискивали слабое место. Таремке нравилась игра. Она напоминала, какой бедой может обернуться расслабленность.

– Я не собираюсь тебя мучить, - ответила она искренне. Тем более знала - захоти она и впрямь разделаться с ним, мальчишка либо сбежит, либо прирежет ее. Второй вариант виделся Катарине более вероятным. Пусть Многоликий виляет хвостом, прижимает уши и кормиться с ее руки, это не отменяет того, что он, не задумываясь, пустит кровь своей благодетельнице.
– Не скрою, я огорчена. Ты не сделал того, в чем я положилась на тебя больше, чем на себя саму. Но так же знаю, что ты бы никогда не допустил оплошность, если бы противник был тебе ровней.

Он вскинул голову. Губы на бледном лице вытянулись чертой, глаза хранили немой вопль ярости. Катарина таки смогла зацепить мальчишку за живое, чего в точности добивалась. Он раб не ее денег, не замковых стен или обещания, которое когда-то дал своей госпоже. Многоликий уже многие годы был невольником гордыни. Все, что делал мальчишка так или иначе служило одной цели - доказать себе самому, как он силен. А заодно и всем остальным. Может даже бывшим братьям.

– Госпожа моя, только прикажи...

Жестом она велела ему замолчать. Не время еще, пусть "зреет", стервенеет.

– Сперва расскажи мне, что было потом. Мне покоя не дает, куда мог запропаститься жирный хряк Саа-Рош. Может он язык распустил, а?

– Я глядел за ним все время, как ты велела. Он только трясся всю дорогу. Зря не дала прирезать его, госпожа.
– Многоликий печально вздохнул, будто ребенок, которому не хватило малинового леденца.
– Не он предал, могу тебя в том уверить, но никто бы не стал горевать за таким. А теперь - поди знай, где и что он. Если сам пойдет к рхельскому шакалу непременно болтать начнет.

– Саа-Рош скорее себе язык откусит, да отросток харстам даст отнять, лишь бы подальше от Шиалистана. Знает, что тот его щедро наградит за предательство, отсыплет плетей без счету и палачу отдаст на потеху. Думается мне, что наш жадный боров схоронился у кого-то из давнишних друзей или теперешних соратников. Не ему одному свербит, как Шиалистан ловко всех вокруг да около водит. Дальше рассказывай, все знать хочу.

Многоликий послушно продолжил.

– Не много времени прошло, когда в "Железного вепря" зашли стражники. Мы только есть сели.
– Мальчишка, словно вспомнив что-то, покосился на обожженную тыльную сторону ладони.
– С ними девка была, вся в черном, здоровая каланча. Бросились на нас. Сразу, даже не шибко по сторонам озирались. Видать точно знали за кем пришли.