Шрифт:
– Тихо! – опять прозвучал голос Ефима, – оставьте пацана, – он подошёл к Лёше и поднял его подбородок, заглядывая в глаза. – Подстригись. Ты меня понял? – затем перевёл взгляд на братков, – отпустили парня.
Братки сразу выполнили эту команду. Хотя Ефим и не повышал голос, но говорил он с таким могильным холодом в словах, что никто не посмел ему перечить. Да и вообще Ефиму старались не переходить дорогу. Он здесь был самый старший, ему уже тридцать два стукнуло, и сидел он не единожды, да и убивал он без всякого сожаления, вот всё это и вызывало у пацанов уважение и боязнь его.
Алексея отпустили, он подобрал шапку и прихрамывая, стирая с носа кровь, пошёл в сторону выхода с ипподрома.
– Ты чего застыл, – тихо сказал Ефим, встав перед Назаром и закрывая от него удаляющуюся фигуру Алексея, – в машину садись, – почему-то ещё тише произнёс он.
Назар молча сел в машину ощущая, что так погано ему ещё никогда не было. До этого момента всё в его жизни было чётко и ясно, он всегда знал, когда прав,а когда нет. Он всегда знал, как поступить или не поступить. Он всегда знал в любой ситуации, как должен себя вести и никогда не мог упрекнуть себя за трусость, слабохарактерность или страх.
Так почему сейчас весь алкоголь испарился за считанные секунды, и он оказался в таком кристально ярком пространстве, где был он и этот Алёша. И он, Назар, не знал, что делать. Да, он не знал, что ему делать, наблюдая перед собой всё происходящее. Вернее он знал, что всё, что говорили и делали его братки с этим волосатым Лёшей, всё правильно, но почему тогда он чувствует себя так погано? Как будто он предал кого-то, как будто струсил, спрятался, испугался. Неужели он смог так поступить? Он, который никогда не прятался и смело смотрел в глаза смерит там, в Афгане. И здесь все эти пять лет он ни разу не испугался и не преступил свои принципы и правила. И сейчас он их не преступил, тогда что с ним? Почему так мерзко внутри, почему он до сих пор физически ощущает боль от ударов этого хлипкого тела, когда парня били его кореша, как будто они били его, а не этого Алёшу. Почему ему так стыдно за всё произошедшее? Почему же так мерзко…
– Назар, пошли, – Ефим стоял у открытой двери и ждал, когда он выйдет из машины.
Он вылез с заднего сиденья и столкнулся с глазами Ефима, который пристально смотрел на него. Назар замер, потом отвёл глаза и быстро пошёл внутрь конюшни. Он знал, что сегодня ему нужно напиться до беспамятства,, Только так он сможет уйти от того, что так и не смог себе объяснить.
***
Лёша шёл быстрым шагом к платформе. Кровь из носа уже перестала идти. Тело болело в местах побоев, но это было неважно. Вся эта физическая боль была ничем по сравнению с той болью внутри него, которая наполняла его душу и заставляла сердце сжиматься, а глаза наполнять слезами. Он же видел Назара, всё это время он видел, как тот просто стоит и смотрит и ничего не говорит. Алёша знал, что Назару все подчиняются и было достаточно лишь его слова и всё бы прекратилось, но Назар молчал и смотрел. И вот от этого понимания и было больно, так больно, что в электричке он стоял в тамбуре и отвернувшись к окну тихо всхлипывал и давился слезами, которые уже не мог сдержать. Он не знал, что с ним, он не знал, почему он это чувствует внутри и не знал, что он хотел от Назара. Но только он знал, что всё это неправильно и Назар, он должен был вмешаться. Но почему? Лёша опять до боли сжал зубы, чтобы никто не услышал его судорожные всхлипы. Впервые в жизни с ним происходило то, что он не понимал, и он не знал, как ему жить дальше…
Одно он точно решил для себя, что назло всем не пойдёт стричься. Ни за что, никогда!
***
Ефим уже третий час сидел в джипе широком, как он любовно называл свою машину, и ждал появление Наташки. То, что той нет дома – он убедился, долго звоня ей в квартиру, а потом услышал скип открываемой соседней двери. И это была удача, так как наши соседи самые лучшие доносчики на ближнего своего. В дверях появилось объемное тело в халате, который с трудом обхватывал эти формы, и зло изрекло:
– Нет её дома, что растрезвонился. Уехала она со своим, с этим бизнесменом. Обычно раньше дести домой не является, а иногда и позже.
– С этим бизнесменом является? – спросил Ефим, очень стараясь сделать голос наивным и добрым.
– И с этим является, а иногда с бандитом своим, но с ним редко, чаще с бизнесменом. Да и вообще она мне сказала – любовь у них с ним, поженятся скоро и в Америку улетят.
– С кем пожениться?
– С бизнесменом конечно, а с кем ещё. Да ты вообще кто такой? – женское тело грозно застыло в проеме двери, полностью заполонив его собой.
– Я ей брат, троюродный. Переживаю за неё, как здесь она одна живёт…
– Да ты не переживай, она девка шустрая. Знаешь, сколько она этих бизнесменов уже переводила к себе? Короче, я пошла, некогда мне здесь с тобой лясы точить.
Обширная женская фигура неопределённого, но далеко не юного возраста отступила вглубь квартиры и захлопнула за собой дверь.
Ефим, нисколько не удивленный услышанной информацией, быстро пошёл к своей машине, решив дождаться счастливых влюблённых.
То, что Назарова Наташка ещё та блядь, он знал с самого начала, только увидев её. Его жизненный опыт, прожжённость в таких вопросах, намётанный глаз и то, что он старше Назара на семь лет, давали о себе знать. Вот только не стал он это говорить Назару, видя его искренние чувства к этой крашеной лярве. Но когда Назар при всей братве заявил, что женится на ней, вот здесь Ефим понял, что пришла его очередь вмешаться.
Он не осуждал Назара за его наивный взгляд на свою пассию, и он таким был в его годы. Правда, потом его жизнь хорошо пообломала и он знал, как это больно и знал, через что предстоит пройти Назару, если тот соединит свою жизнь с такой. Поэтому он решил, что не хочет такого для своего друга. Не заслуживает Назар всего этого и такую паскуду, как Наташку, не заслужил. И не хотел он, чтобы Назар, пройдя через боль и разочарования, очерствел душой и стал таким, как он.