— Да уж… больше никаких экспериментов — сказал он сам себе — Наверное, я умер и воскрес одновременно. И как такое может быть? Вот, чёрт!

Не в состоянии больше сдерживать себя в руках, Отто набрал номер Аделии, но она молчала. Он снова повторил попытку. И снова ответа не было.

Так всегда бывает… когда мы где-то чувствуем свою вину, весь мир начинает ставить нам палки в колёса, делая еще больнее и противнее. Как будто бы нам мало того, что совесть итак съела сердце и душу с потрохами?

Аделия, оставив дома телефон, поехала кататься на трамвае. Старая привычка о том, что всё может спасти бесцельное катание, не оставляла её сердце ни на минуту.

Сегодня был странный день. Она чувствовала, что что-то не так. Ведь всегда бывают такие моменты, когда ты никак не можешь заткнуть свои эмоции и чувства, которые нагло и бесцеремонно вырываются наружу.

Аделия не хотела быть в тягость Отто. Сегодня она решила, что если ему не нужно, чтобы она была рядом, то спокойно оставит его в покое. Странный, совершенно непонятный его голос, выбил её из привычной счастливой колеи. Джери сегодня тоже был занят. Он позвонил только однажды, чтобы спросить, как у неё дела. Элли зависала у своего Джона. Поэтому, осмыслив то, что сегодня её никто и нигде не ждёт, Аделия топила своё одиночество в мыслях о будущем.

Сердце начинало лихорадочно биться, когда она понимала, что однажды ей придётся навсегда расстаться с Отто и, если сейчас она может хотя бы иногда слышать его, то уже меньше, чем через полгода, будет слышать его только по праздникам, когда он случайно позвонит поздравить своего друга.

Настроение было скверное. Одинокое. Обидное. Обидное потому, что она не знала, как поступить и кого слушать. Неприятное от того, что все эти чувства свалились на её голову совершенно не вовремя и теперь было поздно что-то менять.

Первым делом, зайдя домой, она бросилась к телефону.

Отто звонил дважды. Сердце снова застучало быстрее обычного, только сегодня Аделия не спешила ему перезванивать. Какое-то отвратное чувство не позволяло ей нажать на клавишу вызова и услышать до боли знакомый голос.

Пытаясь отвлечь себя на ненужные дела по дому, Аделия не заметила, как часы отбили одиннадцать. На телефон раздался звонок. Она надеялась, что это будет Он, но на этот раз телефон подвёл. Это была Элли.

— Ты дома? — быстро спросила она.

— Да.

— Почему ты кислая?

— Я не кислая. Я сонная.

— Опять каталась на трамвае? — улыбаясь, спросила подруга.

— Ага. А ты что, где?

— У Джона еще. Наверное, сегодня ты меня не жди.

— Я уже догадалась — забравшись под одеяло, ответила Аделия.

— Как там твои мужчины?

— Прошу тебя, никогда не говори о них во множественном числе.

— Ну… вообще-то так и есть. Адди, что с тобой?

— Ничего.

— Как Отто?

— Не знаю.

— Вот значит, почему ты грустная. Эх, Адди…

— Что?

— А ведь и правда, когда мы влюблены, наше настроение полностью зависит только от одного человека.

— Не хочу даже об этом думать. Сейчас лягу спать, и всё пройдёт.

— Позвони ему.

— Нет. Я никогда не буду ему в тягость и никогда не навяжусь сама. Не потому, что я гордая. Просто я слишком сильно его люблю.

— Дурочка ты. И он дурак.

— Ладно, Элл. Я уже в кровати лежу. Буду спать.

— Пока, дорогая. Я буду утром. Примерно в одиннадцать.

— Хорошо. До завтра.

Как только Аделия собралась выключить звук, раздался звонок от Отто. «Бом-бом-бом» снова отстучало сердце, выскакивая из груди. Она сбросила вызов. Звонок раздался снова.

— Что-то случилось? — не выдержав, спросила она, подняв трубку.

— Почему ты сбрасываешь?

Аделия молчала.

— Адель, почему ты молчишь?

— Я здесь. Что ты хотел?

— Услышать тебя.

— Мм…

— Адель, я сегодня был… Был. Я сегодня должен был побыть наедине с собой. Мне нужно было многое понять и разобраться в себе.

— Ну и как?

— Не знаю.

— Я скучала — неожиданно сорвалось у неё.

— Я тоже.

— Почему ты больше не пишешь мне сообщения? Куда делись виртуальные письма?

— Теперь мне этого мало. Мне тебя бесконечно мало. Теперь мне даже мало слышать тебя по телефону. Я хочу тебя видеть и чувствовать.

— Один день. У нас он будет, ты помнишь?

— Да.

— Обними меня, Отти.

Услышав это родное «Отти», он понял, что больше никогда не захочет слышать это от кого-то другого.