– То есть любовь – это витамины А, Е и С, а наваждение – это наркотик, – сделала вывод Пандора.

– Где-то так, – подумав, согласился Гордон, – хотя это сравнение, мягко говоря, несколько неожиданное, по крайней мере, для меня, а для тебя Ганимед?

Однако, Ганимед и на этот раз не поддержал предложенную Пандорой и продолженную Гордоном, тему, а наоборот сменил на ту, которая волновала его.

– Я не согласен, что любовь Эллины ко мне была наваждением. Чары Афродиты – они не действуют так грубо как приворот…

– Правильно, приворот – это воздействие на психику, лишь частично затрагивающее душу, а чары Афродиты – берут душу в абсолютный плен. Для жертвы наваждения, любовь – и есть смысл существования. И как ты думаешь, что происходит с такой одержимой душей, когда она получает неоспоримые доказательства измены? – Гордон многозначительно замолчал, позволяя древнему и много повидавшему Хранителю Вселенной прийти к логическому умозаключению.

В этот момент, закончилась музыка. В зал зашли трубадуры, возвещая о предстоящем театральном представлении. Костюмы актеров не оставляли сомнений в том, что гостям предстоит стать зрителями миракля, театральной постановки, повествующей о жизни христианских святых. По иронии судьбы, это представление была сюжетом из Евангелие от Матфея (14: 1-12) и Марка (6: 14-29), повествующей о Саломее, попросившей у Ирода взамен полцарства принести ей голову Иоанна Крестителя на блюдечке.

– Занимательный сюжетец, не правда ли? – он движимый страстью, а она из любви к матери совершают один и тот же смертельный грех, – прокомментировал Гордон, начавшееся действо.

– Не понимаю о чем ты? – в голосе Ганимеда слышалось раздражение.

– Я о том, что наваждение принимает множество форм…, но главное его отличие от истинной любви в том, что оно способно отравить душу.

– Ты не знаешь Эллину, а я знаю…

– Ганимед, прости меня, но ты не знаешь Эллину, вернее ты не знаешь ее теперь. Говоря фигурально, ты знал ее – когда она была звездой, но ты не знаком с ней, ставшей черной дырой. Хотя, я уверен, ты хорошо знаешь, что между сколлапсированной звездой и «извечной» чёрной дырой разницы практически нет, так как их физические свойства и проявления одинаковы.

– Керт и Эллина здесь! – перебила их Пандора. – Так что там с кровью горгон? – в ее голосе чувствовалось явное напряжение.

– Кровь горгон – ядовита настолько, что способна остановить даже бессмертное сердце. И Спекулум пока не нашел ничего о противоядии…

Все время пока шло театральное представление, Ганимед боковым зрением наблюдал за Кертом и Эллиной. И следовало отдать им должное, вели они себя на удивление естественно. Например, Микаэль, уже битый час беседовал с лже-Джейкобом и лже-Викторией, но если судить по его веселому смеху и непринужденной позе, то у него и в мыслях не было, что он беседует с самозванцами. Да и сам Ганимед понимал, что если бы он точно не знал, что эти двое не Каминские – он никогда бы не заподозрил подвоха. Единственное чем они себя выдавали это тем, что лже-Джейкоб и лже-Виктория, как и они с Пандорой, глаз не спускали с Невлина.

– А вечер перестает быть томным, – с усмешкой отметила Пандора, не отрывая глаз от только что распахнутой двери, в проеме которой появились истинные Джейкоб и Виктория Каминские. Так как о них еще и громко доложили, то их приход не мог не остаться незамеченным никем. По толпе сквозняком прошелестел ропот непонимания и замешательства, чем не преминули воспользоваться самозванцы, чтобы просто растаять у всех на глазах. Однако, особенно озадаченным выглядел, разумеется, Микаэль: он готов был поклясться, что ни Джейкоб, ни Виктория ни на секунду не отходили от него в течение последних тридцати минут. И все же, вот они идут, виновато улыбаясь и искренне извиняясь за опоздание.

– Нет у меня и раньше бывали дежавю, но чтобы такие явные! – воскликнул Микаэль.

– Ты о чем друг? – поинтересовался у него Джейкоб.

– Ты не поверишь! Вы сегодня уже извинялись передо мной за опоздание, и я готов поклясться, что последние тридцать минут я провел с тобой и Викторией.

– Может тебе, надо было пить меньше! – поддел его Джейкоб, – хотя это твой день, тебе можно!

Микаэль все еще выглядел растерянным, но, очевидно, ему было проще поверить в то, что он слегка перебрал с горячительными напитками и, поэтому, ему теперь мерещится непонятно что, чем поверить в то, что происходит какая-то чертовщина.

– Ну, возможно ты и прав, пить надо было меньше. Так почему говоришь, вы с Викторией опоздали?

– Мы ездили с Пандорой и Ганимедом по магазинам, потом приехали, легли с полчасика отдохнуть и проспали! Прости друг!

– Они кстати тоже опоздали, но не так как вы!

– Ну, мы поняли, что при таком шуме мы все равно не заснем и, поэтому, были вынуждены сразу же идти и поздравлять тебя! – пошутила Пандора, – а то бы мы тоже обязательно прилегли отдохнуть! – подмигнула она Виктории.

– Невлин! – Микаэль подозвал стоящего недалеко от них молодого человека, – знакомьтесь! Начиная с прошлого месяца, этот талантливый юноша – управляющий моей вотчины и мое доверенное лицо.

В этот момент в зал опять вошли трубадуры и жонглеры, и следом церемониймейстер объявил, что пришло время десерта. Так как бальный зал находился на втором этаже, а трапезная находилась на первом, и сейчас было около девяти часов вечера, Пандора понимала, что время «Ч» пришло. И хотя пока все шло по ею же разработанному и мастерски реализованному плану, на душе у нее было очень не спокойно.