Она пришла из прошлого России в 1980-е годы, в разгар фестиваля авторской песни в брянском лесу... Вроде бы самая "романтичная" атмосфера того времени... Вроде бы вокруг одни "романтики"... Она ПОПАЛА!
Лесная легенда.
Валентина Анатольевна Никитина
(рассказ)
Ведьма склонилась над спящей царевной, приподняла ей веки, пощупала запястья, приложила ухо к груди...
Девушка, опоённая зельем, облачённая в мягкую льняную рубашку с кружевами, едва слышно вздохнула, приподняла брови, будто пытаясь открыть глаза. Босые ножки с бледными пятками неловко торчали с короткого топчана.
Баба опрятно поправила, выбившуюся из-под богатого платка прядь волос, разложила на полке колдовские травы и амулеты, отмахнула от себя ароматные пары от котла...
В щель приоткрытой двери глянула новая царица, заменившая, постриженную в монахини, мать девушки.
Ведьма шикнула на неё, плюнула!
Та шарахнулась в сторону!
Но, через минуту, сглотнув пересохшим от страха горлом, вновь прильнула к двери.
– «...Жутью ночною от века до века,
в Дебрянских дебрях пугай человека!
Силы ночные, услышьте меня!
Пусть ни рассвета, ни белого дня
ей не откроет ни млад и ни стар...
Если не явится пьяный гусляр!
Если он скажет три поганых слова,
а в-четвертых, произнесёт: «Лепота!»;
ударится головой о три дерева: сосну, елку и берёзу,
а в-четвёртых - пнёт трухлявый пень с мухоморами;
перекувыркнётся три раза с гуслями,
а в-четвертых - сядет на бережок;
три раза прокричит домашней скотиной,
а потом заиграет на гуслях и запоёт про любовь.
Только тогда царевна вернётся в свой облик...»
Гринька брёл по лесу ко Святому озеру. За спиной затихли голоса и бренчание гитар. Слёт клубов самодеятельной песни расположился, как всегда, лагерем на берегу реки, у лесной сторожки.
За ночь он наорался у костров, напился и снова протрезвел. А к утру, ребята пригласили его искупаться в Святом озере и опохмелиться холодным пивом, которое они утопили на берегу озера ещё с вечера. Он «слегка» притормозил у костра - допевал свою песню, потом еще одну, потом ещё... а друзья ушли вперёд.
Пока пробирался, решил спрямить - дорогу он знал, как свои пять пальцев. Но в темноте чуть не сшиб башкой три дерева! Три раза со смаком выругался и вдруг, замер: перед ним раскинулось, укрытое туманом озеро, окружённое лесом. Над деревьями намечался рассвет, и туман над озером один сиял белым молочным светом.
Он почувствовал себя ребёнком, заглянувшим в огромную чашу с молоком. Вообразив, что кто-то из ребят уже заприметил его, картинно поднял руки над головой и произнёс: «Лепота!» Ему казалось, что это старинное слово более точно выражает его нечаянный восторг. Не отрывая глаз от красот озера, шагнул вперёд, споткнулся о трухлявый пень с поганками, попытался удержать равновесие, прижимая к себе свою драгоценность - двенадцати - струнную гитару... Но берег, в темноте коварно приготовил ему резко уходящий вниз склон.
Три раза кувыркнувшись, скатился по склону, как циркач, и, на удивление мягко, без потерь и травм, приземлился на прибрежный песок.
– Хо-хо!
– хохотнул он, пьяно удивляясь своей неожиданной ловкости.
Желая привлечь внимание парней и одновременно отпраздновать свою удачу, замяукал во всё горло, гулко бухая басом, залаял и, наконец, блаженно закукарекал, нарушив таинство тишины лесного утра. Не услышав отклика, ударил по струнам и заорал: «Я люблю тебя жизнь и надеюсь, что это взаимно!..»
Тут что-то со страшной силой обрушилось ему на голову! Он взвыл, распахнул горластую пасть для трёхэтажного мата и вдруг, поперхнулся...
Рядом с ним на берег свалилась большеглазая, растерянная девчонка.
Гринька с удивлением оглядел её длинное, все в кружевах платье, длинные, распущенные по спине волосы.
– Откуда такая Ундина свалилась на мою голову, притом в прямом и переносном смыслах одновременно?
– галантно дохнул он на неё трехдневным перегаром.
Девчонка, открыв рот, смотрела на него и моргала.
«Еще одна дура попёрлась за романтикой!» - с внезапной злостью подумал он.
– Наверно, как и я, о пень спотыкнулась?
– Ты меня видишь?!
– испуганным шёпотом спросила «Ундина».
– Ну, не слепой же!
– И не боишься, не убегаешь?!
– Я что, похож на тех, кто бегает от хорошеньких девушек?
– засмеялся Гринька.
– Хорошеньких?!
– взвизгнула она и бросилась к озеру.
На тёмной глади, завуалированной туманом, почти ничего не отражалось, только девичий силуэт. Но она, неверяще, протянула руки к озёрной глади и заплакала.