Меня поцеловали вновь. Бережно, нежно, целомудренно. И отпустили, ласково коснувшись щеки, где я точно знаю, цвёл уже почти ненавистный мне румянец смущений.

Вот только не успела я выдохнуть с облегчением, как меня подхватили на руки и отнесли к низкому кожаному дивану, стоявшему в углу комнаты. Что бы устроиться на нём, со мной на коленях и с самым невозмутимым видом добавить:

– Звони. Пусть привезёт лекарства и одежду. А может, она ещё и продуктов захватит? А то тут… Ну слегка есть нечего.

– Скажи проще. В холодильнике мышь повесилась, - ехидно фыркнув, я набрала знакомый до последней цифры номер и, дождавшись миролюбивого «Аллоу», тихо хмыкнула. – Только не говори, что ты поспорила с Венькой и оказалась в выигрыше.

– Ладно, не буду, - покладисто согласилась Харон и душераздирающе зевнула. – Ну что, трупы бывших пассий на месте? Головы потенциальных тёщ засушены по всем правилам, а разбитые сердца разложены по банкам с формалином?

– И почему я всё ещё удивляюсь, что у тебя нет парня? С такими-то требованиями к потенциальному молодому человеку? – деланно посетовала. В ответ Харина лишь фыркнула, тем самым показав своё отношение к теме собственной личной жизни.

И добавив, с непередаваемыми томными интонациями в голосе:

– Ты ж знаешь, у меня на личном фронте как в моём любимом морге: тихо, мирно, спокойно… Иногда новеньких подвозят. Жаль, в основном не совсем кондиция… Ну ничего, будет и на моём столе персональный жмурик. Так чего от меня надобно-то счастливой паре?

Верещагин, слышавший каждое слово, то недоумённо хмурился, то откровенно, хорошо ещё что молча, ржал, уткнувшись лбом мне в плечо. о объятий не размыкал и вставить свои пять копеек не пытался, прислушиваясь к нашему разговору.

– Бинт, мазь и что-нибудь из одежды, - в трубке понимающе хмыкнули, зашуршав какими-то бумажками. – Чаю, если можно, только без твоих секретных добавок.

– Ты меня обижаешь, я ж исключительно здоровья ради и из самых лучших побуждений!

– Харон…

– Ладно, - Женька притворно пренебрежительно фыркнула. – Буду я ещё на всяких прЫнцов свои травы тратить. О средствах контрацепции сами побеспокоитесь или мне опять доводить до белого каления местного фармацевта? Он ещё от прошлого раза не отошёл, когда я ради шкурного интереса выпытывала из него все виды, особенности и так сказать, ходовые качества товара!

– Я так понимаю, спрашивать зачем ты это делала мне не стоит, - тихо засмеялась, глядя на озадаченное выражение лица Верещагина. Ничего, ему полезно будет. В конце концов, если он действительно собрался быть со мной, придётся привыкать не только к моим тараканам, но и к выводу этих милых насекомых в головах у членов моей семьи.

К которым, к слову, так же относится и невыносимый, во всех смыслах слова, патологоанатом. со всем своим мерзким характером, чёрным чувством юмора, цинизмом и прочими прелестями. Как врождёнными, так и благо приобретёнными.

– Если только ты не хочешь, что бы я у тебя отбила к этой стороне жизни весь возможный интерес, - засмеявшись, Харон всё-таки уточнила. – Диктуй адрес, так и быть, поработаю доброю феей крёстной. И топор ради такого случая оставлю дома. Кстати, еды захватить?

– Если обещаешь не добавлять в неё секретных приправ, - прислонившись к плечу Олега, уткнулась носом ему в висок.

– Что ж я изверг? – и предвидя моё ответ, подруга страдальчески вздохнула. – Да, ладно, каюсь. Изверг я. Так что там с адресом?

Продиктовав ей улицу, номер дома и квартиры, отключилась, пристроив телефон на коленях и зарывшись пальцами в тёмные волосы парня. Я даже не хотела задумываться над тем, откуда эта странная потребность в прикосновениях. А Верещагин и не возражал, прикрыв глаза и блаженно улыбаясь. Правда, через пару минут, он нехотя открыл глаза и, вздохнув, вытащил уже свой телефон.

В ответ на мой вопросительный взгляд, Олег хмыкнул, набирая один из номеров в списке контактов:

– Нужно, что бы за Лександрычем кто-то приглядел. А я только одного человека знаю, которому за это ничего не будет, - и прежде, чем я понимающе пробормотала «Арина», он заговорил, обращаясь к собеседнику. – Риш? Ты щас где? Солнце моё, будь лаской, съезди в клуб. Зачем? Ну ты же хочешь что бы там хотя бы само здание целым осталось? Что с ним случилось? Да как бы тебе сказать, чтобы не матом… Лександрыч там буйствует. А ты у нас единственная, кому за вмешательство в успокоительный разгром ничего не будет. Риш… Да много чего случилось. Захочет – расскажет. Ты главное съезди, а?

Видимо, таланта дипломата, невесть откуда завалявшегося в душе моего рокера оказалось достаточно, что бы уговорить синеглазую официантку на вояж в клуб, в не совсем урочное время. И Олег, с облегчением вздохнув, отбросил телефон на диван, прижимая меня к себе сильнее.

У него тоже была потребность прикасаться ко мне, словно проверяя, действительно ли я здесь, или ему это всё только кажется.

– Почему сам не съездишь? – тихо спросила, продолжая перебирать тёмные пряди.

– Снежинка, радость моя… - неожиданно глухо откликнулся Олег, откинув голову назад, на спинку дивана и закрыв глаза. – Я щас могу шутить, смеяться, улыбаться и просто радоваться жизни только потому, что рядом моё личное, персональное успокоительное. И это ты. В противном случае, вместо того, что бы спасти хотя бы часть клуба, я просто-напросто помогу доломать всё, что уцелеет после Михи и Харлея. И совесть меня не замучает. Я и Исаева-то слегка приложил только потому, что ты рядом была и Громов вмешался. В противном случае быть бы ему в реанимации, а мне в изоляторе.