***

Пленника регулярно кормили, дважды в день подставляя миску с какими-нибудь помоями прямо к лицу. Давно поборовший брезгливость Кабаз в полной мере ощущал себя настоящей свиньей, когда дурно пахнущие объедки, размазываясь по щекам, подбородку и носу, стекали вдоль шеи на грудь. С питьем было лучше. Вода, хоть и грязная, зато без желтинки - а могли бы и мочой разбавлять. Хотя, кто его знает - запахи различать было сложно. Возможность кое-как передвигаться вокруг столба спасала парня от необходимости сидеть в собственных нечистотах, но вонь все равно убивала. Поднявшись на ноги и, царапая спину о шершавую древесину, Кабаз приставными шагами переходил на другую половину доступного ему круга, где и справлял нужду. Затем он точно таким же образом возвращался назад и, обессиленно, сползал вниз, принимая сидячее положение. В такие моменты пленник радовался, что с него полностью содрали одежду, ведь иначе штаны, приспустить которые в таком положении было бы невозможно, давно бы наполнились дерьмом под завязку.

Местные обращали на пленника мало внимания и, проходя мимо, не всегда удостаивали связанного Боголюба даже презрительным взглядом. Исключением являлись лишь дети, которые частенько, подобравшись поближе, принимались обкидывать и без того перепачканного с ног до головы обнаженного парня гнилыми фруктами, всяческими другими отбросами, фекалиями, или на худой конец просто грязью.

Только единожды ему удалось уловить тень сочувствия, в немного раскосых карих глазах длинноволосой девушки, проносившей мимо охапку травы. Брошенный мельком взгляд на мгновение задержался на пленнике и тут же отпрянул. В этих прекрасных очах, помимо боли и сострадания, удивленному юноше почудилось нечто еще, но что именно, парень понять не смог.

Присматриваясь к бурлящей вокруг повседневной деловой суете чужого поселка, Кабаз сделал вывод, что жизненный уклад Безродных не так уж и сильно отличается от бренных занятий родичей в Племени. Все те же: охота, выращивание пшеницы, разведение коз и свиней. Мастерство в ремеслах - примерно, на том же уровне. Такие же орудия и оружие, тот же язык, те же боги.

Но вот в своем отношении к небожителям народы по разные стороны Великой Реки разошлись, что и делало Безродных и Боголюбов непримиримыми недругами. Если в Племени богов уважали и поклонялись им, то люди в кланах считали Великих причиной всех бед и недругами людского рода, презирающими своих младших братьев и постоянно насылающими на них всяческие напасти.

Свои молитвы Безродные возносили исключительно к духам предков, способным, как здесь считалось, влиять на людские дела, насылать удачу, оберегать от нападок все тех же богов и разными способами, время от времени, помогать своим благодарным потомкам. Духам же приносились и жертвы, причем лишь кровавые. Никакого оружия, украшений, или других полезных в быту вещей, как то водилось у родичей - только кровь могла ублажить жадных идолов. Свои просьбы безродные чаще всего обращали к знаменитым героям древности, главным среди которых был сам легендарный основатель клана Ург, чьи каменные глаза постоянно наблюдали за пленником, ибо идол был установлен у дома шамана, прямо напротив столба.

Еще томительный досуг пленника скрашивали отовсюду стекавшиеся к шатру Варага новости. Вождь нечасто приглашал кого-нибудь из пришедших с докладом, просьбой, или известием зайти внутрь и предпочитал выслушивать ходоков на свежем воздухе. Присутствие рядом представителя враждебного Племени, который все видел и слышал, Безродных совсем не смущало. Связанного Боголюба воспринимали, как грязный придаток к столбу, как до сих пор еще живой труп, который скоро все равно достанется свиньям и никогда никому из своих не сможет ничего рассказать.

Кабаз тоже думал о себе, как о мертвом, но тем не менее все слушал и запоминал, скорее от скуки, чем с умыслом. К примеру, теперь пленник знал: что Урги, помимо этого, имеют еще три поселка; что вождь выслал разведчиков за реку, осторожно следить за врагом; что в соседние кланы, с которыми нынче держался временный мир, Вараг отправил посланников, донести весть про объявившихся на том берегу чудовищ, в нашествии коих повинен проклятый Колдун.

Не укрылась от Кабана и очень важная для него новость, даже заставившая пленника встрепенуться и выйти из того состояния отрешенности, в котором он пребывал последние дни. На десятые сутки мучительного прозябания Кабаза у ненавистного столба в поселок примчался один из разведчиков, и селение сразу же загудело потревоженным пчелиным роем. Охотник, за спиной которого уже успела собраться толпа, еще подбегая к шатру Варага, привлек внимание выбравшегося наружу вождя громкими криками. Представ перед владыкой клана, бородатый мужик, сходу, принялся тараторить:

– Боголюбы вяжут плоты! Здоровенные! Много! В их главный поселок отовсюду прут люди. Приходят груженные, целыми семьями - от малых детей до старых развалин. Тянут с собой скотину. Торопятся.
– От волнения запыхавшийся охотник слегка заикался и глотал окончания фраз. Казалось, слова застревают в горле, а он их выталкивает.
– Как пить дать, к нам собрались. К переправе готовятся. По всему видать, всем народом пойдут. Ближнее к нам селение, что тоже стоит у реки, Боголюбы уже покинули. Там пусто, как в дырявом мешке. Только брошенные дома и остались. Как день ясно - насовсем уходить удумали. Видать, зарбаговы твари не по зубам оказались.

Слушая речь разведчика, могучий Вараг постепенно краснел лицом. Черные брови сползались все ближе, и ближе. Глаза наливались кровью. Под конец, окончательно потеряв самообладание, вождь Ургов принялся злобно ругаться:

– Вот гады проклятые! Натворили дел, а теперь к нам свое дерьмо притащить хотят! Да кто им позволит! Да против них я все ближние кланы в пять дней подниму! Ни один вонючий Боголюб на наш берег не ступит! Уж это я вам обещаю!

– Нет у нас пяти дней, - голос шамана, как обычно, раздался откуда-то сзади, и в уши вождя потекли овеянные тревогой слова.
– Чудовища охотятся за призвавшим их Колдуном. Если Бессмертный окажется на нашем берегу, посланцы Зарбага последуют за ним. Этого мы допустить не можем. Срочно выводи воинов к северу. Ни дай Ург, не успеете...