Бретер был крут и стилен, он изящно рассек мешочек прямо в воздухе и шагнул к противнику, занося клинок для решающего удара. Шагнул прямо в золотистое облачко мандрагоровой пыли и свалился в полном беспамятстве от первого же вдоха. Потому что не родился еще на свете человек, который способен выдержать дурман дьявольского растения в первозданном виде, без умягчения через эликсиры.

Заезжего фехтовальщика торопливо зарезали, на том приключение и закончилось, оригинально разнообразив жизнь заскучавших было Врат. Оружие и прочее снаряжение за отсутствием побратимов и родственников отошло кабаку. Тело прибрал старый могильщик по своему праву, освященному годами традиции. Зарубленный уголовник тоже куда-то делся, скорее всего, утащили подельники, чтобы сжечь и развеять пепел.

И все бы ничего, только бретера этого выписал из Королевств Сантели, под большим секретом и за очень хорошую оплату, в мерках, причем не «хороших», а «солдатских», то есть на треть тяжелее обычной золотой монеты. И бог бы с ними, с монетами, Пантократор дает, Пантократор забирает, а потом дает снова, дело житейское. Тем более, что получил покойник лишь треть от общей суммы. Но бретер и его сумка были уже завязаны в серьезном и скором предприятии, и найти ему полноценную замену за оставшиеся дни представлялось решительно невозможным делом.

Поэтому бригадир пребывал в состоянии тихой ярости, а хозяйка Аптеки в напряженных размышлениях.

– Отменяем?
– наконец предложила Матриса.

– Еще чего!
– сумрачно огрызнулся Сантели, но перехватил недовольный взгляд собеседницы и вспомнил, что говорит не с девочкой на побегушках.
– Нет, нельзя, - сказал он уже чуть спокойнее, не хватаясь за топор.
– Все уже расписано...

– Но у нас больше нет лекаря и бойца, - напомнила Матриса.
– Взять неоткуда.

– Нет безвыходных положений, есть лишь предел риска, - неожиданно для самого себя выдал бригадир. Иногда он высказывал внезапные афоризмы, туманные, но красивые.

Матриса глянула с кажущейся рассеянностью на служек, которые размазывали по полу красные лужи. Утренние гуляки, не смущаясь недавним кровопролитием, уже гулко стучали по столам кружками из выскобленных тыковок, самой дешевой и бросовой посуды. Более солидная публика степенно и внушительно потягивала питие из оловянных кружек. Среди них был и Кай, пропустивший самое интересное и не навязывающий свое общество бригадиру. Мечник не столько пил, сколько ждал, пока командир закончит разговор.

– Лекаря нет, фехтуна нет, - повторила Матриса.
– Рискнешь без них?

За фехтуна сойдет наш тайный рыцарь, - тихо сказал Сантели, отвернувшись к стене и как бы случайно закрыв рот рукой.-

Обсуждали, - скривилась Матриса, так же прикрыв губы, ее гладкое лицо подернулось гримасой и недовольными морщинами, как старая, осыпающаяся от сырости фреска.
– Не пойдет. Кай хорош, но знает рыцарский, военный бой, здесь же дело иное. Нужен бретер, настоящий, городской.

– За неимением конюшего...
– бригадир не стал заканчивать известную и скабрезную шутку, пародирующую непристойные обычаи южан.

– Конюх здесь не пойдет, - поджала губы Матриса.

– А лекарь у нас и так есть, - сказал Сантели, сделав вид, что не услышал ремарки собеседницы.

– Вот тут уж хрен тебе, - Матриса скрутила кукиш и без стеснения показала деловому партнеру.
– Рыжая девка мне еще пригодится.

– Не ты ли намедни жаловалась, что пользы с нее никакой?
– ехидно напомнил бригадир.
– И что переплатила за рыжую?

– Я, - не стала вилять аптекарша.
– Ну и что? Сколько молока ни дает, все мое.

– Отдай ее мне в поход, - прямо предложил бригадир.

– Не дам, - отрезала Матриса.
– Девка, положим, не безнадежная и не безрукая, пользу приносит, что есть, то есть. Но она не «полевая», сам знаешь. До сих пор морду корежит, когда шерсть на голое тело надевает. Когда свиней режут, едва не блюет. А как узнала, почему у нас кладбища нет и кто на Ферме живет, весь день руками тряслась, плошку мерную разбила. И по-прежнему рыдает по ночам, через день-два, когда думает, что я не слышу. Мать во сне зовет, да все на чудном языке.

– Я к ней Шену приставлю, - очень серьезно пообещал Сантели.
– Чтоб день и ночь над душой стояла, берегла.

– Не дам, - повторила Матриса.
– Угробишь девку, а мне ни пользы, ни прибытка.

– Да чтоб тебя...
– Сантели буквально задушил рвущееся из глотки ругательство.
– Как будто здесь только мой интерес! Денежки то твои!

– Ага, - согласилась Матриса, глядя на россыпь красных капель. что успели высохнуть на потолке, среди закопченных стропил.
– И четыре мерка уже пошли по ...