Говоря иначе, возможности животного детерминированы его видовой спецификой, средой обитания. У человека мы видим постоянную связь возможностей с культурой и социальными институтами.

Культурные и институциональные изменения связаны с эволюцией возможностей. Хотя многие возможности являются заданными достаточно жестко в рамках определенной культурной ситуации.

Переход от восприятия к познанию невозможен без культуры, без вхождения в культурные коммуникации с миром.

Об этом я скажу подробнее ниже, надо сделать перед этим важное замечание, связанное с возможностями. Собака, помещенная в такую же культурную среду (семью, окружение людей) как и ребенок, тем не менее, не начинает познавать мир так же, как человек. Можно предположить, что в теле собаки нет чего-то такого, что давало бы ей, будучи помещенной в человеческую культуру, познавать по-человечески. А в теле человека есть. Что есть? В этом пункте мы подходим к известной теме о врожденном знании.

С чем человек начинает познавать мир - с "чистой доской", с врожденными понятиями, или же с понятиями априори?

Мне интересно рассмотреть по этому вопросу точку зрения известного биолога и философа Конрада Лоренца [8], считающего, что врожденное знание в человеке не имеет вида математических или логических понятий, а состоит из структур, делающих возможными усвоение информации о мире. То есть, по мнению Лоренца, мозг новорожденного организован таким образом, что содержит устройства, делающие возможным познание мира. Он просто способен более сложно организовываться, чем мозг щенка или собаки.

Моя точка зрения состоит в том, что возможности невозможны без встреч телесного, физического и культурного. В практиках познания должны встретиться возможности телесные и культурные. При этом и телесные и культурные возможности способны к эволюции.

Но любая встреча - это движение. Так вот, врожденным качеством, необходимым для познания, у человека является телесное и визуальное движение, самодостраивающееся до познавательного движения. Но об этом чуть позже. Сейчас я возвращусь к теме культурных коммуникаций.

Александр Лобок в своей блестящей книге "Антропология мифа" [7] приводит примеры создания культурой различных возможностей. Например, у животных возможные сексуальные практики жестко связаны со способом обитания вида: внутривидовые отличия сексуальных практик очень малы. Человек, с точки зрения биологии, - один вид, однако его сексуальные практики связаны в большей мере с культурными, а не с биологическими потребностями - это можно понять, анализируя колоссальное различие и эволюцию сексуальных практик в различных культурах.

Культура создает новый, искусственный, избыточный по отношению к природе мир - как в визуальных, так и в телесных и языковых практиках. Люди, живущие в разных культурах, по-разному видят и интерпретируют одни и те же феномены, по-разному двигаются, имеют разные характерные жесты и позы, по-разному строят объяснения явлений в своих языках.

Избыточность культуры проявляется в постоянном порождении все новых и новых возможностей. Например, язык человека (в отличие от системы сигналов шимпанзе или дельфинов) всегда перенасыщен контекстами, значениями, которые часто не имеют никакого отношения к прагматическим задачам выживания человека как вида или потребностям передачи той или иной информации в конкретной ситуации.

Язык способен сам формировать особенности бытия человека в культуре, особенности выделения и освоения тех или иных возможностей. Лингвисты Сэпир и Уорф выдвинули гипотезу, согласно которой восприятие мира человеком преломляется в зависимости от системы связей, сложившейся в языке. Язык это не просто система инструментов для передачи информации, он участвует в индивидуальном сознании, непосредственно связан с мышлением.

Можно сказать, что для человеческого познания, выраженного в языке, в создании телесных и зрительных артефактов "простота хуже воровства". Возможностей в познании всегда много, они наслаиваются, дублируют друг друга, образуя сложные комбинации. И эта сложность является необходимой для познания.

Язык теснейшим образом связан с интуициями, переживанием непосредственных "само собой разумеющихся" вещей, которые и согласуются с понятием возможности в смысле Гибсона.

Познание связано с культивированием (культурными практиками) человеческих возможностей - в видении и понимании старых, в поиске и организации новых.

Как происходит настройка на эти возможности? Как реализуются культурные практики понимания?

Для ответа на этот вопрос мне надо ввести категорию фрактального (хаотического) блуждания, или фрактального движения. Практики познания это практики блуждания, перескоков между различными возможностями, практики комбинаций, подборов новых возможностей. Такого рода познавательное движение-блуждание открыто к новым образам зрительного восприятия, к новым смыслам и значениям языка, к новым ритуалам и телесным практикам культуры.

Прилагательное "фрактальный" в словосочетаниях "фрактальное движение", "фрактальное блуждание" имеет у меня оттенок описания формы. Говоря о фрактальном движении, я хочу отличать этот тип движения от случайного движения (движения, протекающего по тому или иному статистическому закону распределения вероятностей случайной величины - характеристики движения) и динамического движения (описываемого функциональным законом изменения характеристики движения во времени).

Примером случайного движения может быть движение, связанное с попаданием рулетки в казино на определенное поле. Выпадение того или иного поля является случайным событием, подчиняющимся статистическому закону. Если бы этого закона не было, то деятельность казино была бы невозможной: нельзя было бы однозначно утверждать, что при достаточно большом числе игр игровое заведение не разорится.