Шрифт:
– Я поняла, что ей надо, – сказала Лю Шуанцзюй, – все эти дни она наверняка ничего не пила и не ела.
Они опустили носилки на землю. Ван Чанчи дал собаке попить и накормил пампушкой. Казалось, что сил у нее прибавилось, но идти она по-прежнему не могла. Тогда Ван Чанчи положил собаку на носилки. Ван Хуай крепко прижал ее к себе. Они снова тронулись в путь.
– Неудивительно, что она не могла сразу выказать радость, оказывается, просто оголодала, – обронил Ван Чанчи.
Едва они вернулись домой, Ван Чанчи тут же побежал на рисовое поле. Их участок находился в конце деревни на середине горного склона. Все остальные соседи свой рис уже сжали, и только на их поле, поддаваясь напору ветра, волнами бушевала рисовая нива. Позолоченная солнцем желтая полоса простиралась на сколько хватало глаз. Но, приблизившись, Ван Чанчи обнаружил, что созревшие рисовые колосья попадали вкривь и вкось, за несколько дождливых и солнечных дней покрывшись плесенью; кое-где из упавших на землю зерен стали пробиваться ростки. Из-за того, что они вовремя не убрали свой рис, весь урожай грозил прямо на их глазах превратиться в компост. Ван Чанчи присел на корточки и стал собирать упавшие колосья. И только когда стемнело, он наконец разогнулся.
Поскольку большая часть риса у них пропала, полностью срезать колосья не имело смысла. Поэтому Ван Чанчи и Лю Шуанцзюй стали собирать еще не испорченное зерно вручную. Они счищали зерна в ладонь и ссыпали их в закрепленные на поясах бамбуковые корзинки; когда корзинки наполнялись, они ссыпали зерна в заплечные корзины. Стояла сильная жара, нещадно палило солнце, особенно тяжко было собирать зерно на корточках среди колосьев, куда не долетал даже слабый ветерок. Жесткие листья до крови царапали лица, шеи и руки Ван Чанчи и Лю Шуанцзюй, их больно обжигал струившийся по ссадинам пот. Насекомые, кишмя кишащие в окружающей поле роще, без устали гудели над ухом, изводя душу своим назойливым жужжанием.
Прикованный к постели Ван Хуай, устав лежать в четырех стенах, за двадцать юаней нанял Лю Байтяо и Ван Дуна, чтобы те отнесли его на середину склона. Там покоилась ровная каменная глыба, вокруг которой выросла молодая поросль. Ван Хуай улегся на эту глыбу и с высоты стал взирать на свое рисовое поле. Он увидел, как Ван Чанчи и Лю Шуанцзюй, словно два кузнечика, перемещаются по золотисто-желтым волнам. Они приседали и выпрямлялись, то и дело смахивая пот, и каждое их движение болью отдавалось в груди Ван Хуая, нарушая ритм сердца. Он отупело смотрел вдаль.
– Время истекло, – объявил Лю Байтяо.
– Обычно утром тебя не добудишься, а сегодня вдруг стал таким точным, – ответил Ван Хуай.
– За лишнее время требуется заплатить.
Ван Хуай еле-еле отвел взгляд, и Лю Байтяо с Ван Дуном понесли его обратно.
Ван Чанчи попросил плотника сделать для Ван Хуая деревянную коляску. Когда коляска была готова, Ван Чанчи сначала испробовал ее на себе. Она показалась ему жесткой, тогда он застелил ее ветошью и усадил в нее отца. Наконец-то Ван Хуай, который до этого только лежал, смог принять сидячее положение. Ван Чанчи выкатил коляску в коридор и дал в руки Ван Хуаю бамбуковую жердь. Тот уперся ею в пол, и коляска переместилась вправо. Ван Хуай огляделся, оттолкнулся снова, и коляска переместилась влево. Ван Хуай подумал: «Ну, хорошо, только что же я буду делать, когда доберусь до порога?» Только он об этом подумал, как заметил, что на всех порожках уже пропилены специальные выемки. Толкая коляску, он через главную дверь выехал на улицу. Окинув взором высокие и низкие дома деревни, он наконец остановил свой взгляд на карнизе дома Второго дядюшки. Ван Чанчи понял, что Ван Хуай был бы не против с ним пообщаться, поэтому, когда выдавалась свободная минутка, он расчищал путь до дома Второго дядюшки. Для этого ему понадобилось расширить дорогу, чтобы по ней свободно проходила инвалидная коляска.
Дорога была уже готова, однако Ван Хуай не спешил с визитом ко Второму дядюшке. Но как-то вечером, пока Ван Чанчи и Лю Шуанцзюй с головой ушли в домашние дела, он под шумок выкатился за ворота и самостоятельно добрался до коровника Второго дядюшки. Едва его увидели бык и корова, как тотчас потянулись к нему и стали лизать его пальцы. Он хотел было их погладить, но они стояли слишком высоко. Словно поняв, чего он хочет, и бык, и корова опустились перед ним на колени. Он долго гладил их морды, так что его ладоням стало жарко. Когда на место подоспел Ван Чанчи, он как раз застал эту сцену. Ван Чанчи наблюдал за отцом издалека. Наконец Ван Хуай сказал ему:
– Чанчи, отвези меня обратно.
Ван Чанчи подошел к нему и, толкая инвалидную коляску, повез отца домой.
– Знаешь, чего мне хотелось все эти дни? – спросил Ван Хуай.
– Не знаю.
– Мне бы хотелось превратиться в булыжник и скатиться куда-нибудь в пропасть с этого склона.
– Это больно. Да и к чему? Всевышний уже послал тебе достаточно мучений и, может быть, ради твоего же блага.
– Меня одолевает тревога, я не хочу, чтобы ты повторил мою судьбу.
– Но ведь ты же повторил судьбу деда?
– Всему есть предел. Ты должен пойти на подготовительные курсы.
– Откуда у меня деньги?
– Начальник сказал, что ты можешь целый год посещать курсы бесплатно.
– А кто будет водить тебя в туалет? Кто будет обрабатывать землю?
– Это не твоя забота. Если ты поступишь в университет, я вмиг встану на ноги.
Коляска, шурша колесами, продвигалась вперед. Ван Чанчи молчал.
– С тех пор как ты появился на свет, я мечтаю о том, чтобы ты изменил свою судьбу. И это может вот-вот произойти – не смей сходить с этого пути!