— У тебя хлопья «Фрут Лупс»1. — Я слышала волнение в собственном голосе. — Я не ела их несколько месяцев.

Сара выдала мне миску, ложку и маленькую упаковку молока.

— Мы думали, что тебе может понравиться угощение — в качестве компенсации за неприятную поездку сюда.

Ныряя в коробку с добром, я озарила сиянием их обоих.

— Я уже говорила вам, ребята, какие вы офигенные? — сказала я в перерывах между чавканьем. — Это лучшая вещь из всех, что я пробовала за весь год.

Я медленно наслаждалась каждым кусочком. В эти дни я хотела получать удовольствие от мелочей, чего никогда не делала до пожара. Теперь я стала другой. Теперь я ценила все подарки.

Я наелась одной миской, так что, вымыв ее, я извинилась, чтобы уйти приводить себя в порядок. К счастью, Сара была права насчет горячей воды. К сожалению, давление все еще было дерьмовым, но, хоть и с большим трудом, мне удалось вымыть голову. Длинные, толстые волнистые волосы были болью, но я почти поняла, как их контролировать. Мне понадобилось всего семнадцать лет.

Вытерев пар со старого зеркала, чтобы увидеть собственное отражение, я схватила пенку для волос и быстро пробежалась по влажным кончикам. Следом — термозащита. Затем был фен. Он был одной из немногих высококачественных вещей, которыми я владела.

Десять минут спустя: длинные, блестящие, свободные локоны. На долго ли — никто не знал, но сейчас «день послушных волос» был мой. Я никогда не носила много макияжа — это было дорого, и моя мама всегда поощряла меня в том, чтобы избегать его как можно дольше. Поэтому я просто чуть подкрасила ресницы какой-то тушью, мне нравилось, как она усиливала кобальтовый цвет моих глаз, и нанесла бледный блеск для губ. Моя кожа была естественно загорелой — олива, как моя мама описала бы ее. Моя наследственность была Карибской со стороны отца, и Австралийской со стороны мамы. Она приехала в Америку со своими родителями в возрасте пяти лет, и больше они оттуда не уезжали. Мой отец был из третьего поколения, родившегося в Америке. Его бабушка и дедушка эмигрировали из Содружества Доминики.

Мамины родители умерли до моего рождения, а папины — еще когда он был ребенком. Так что у меня не было ни бабушек ни дедушек, а мои родители были единственными детьми в своих семьях. Мама всегда говорила, что маленькие семьи могут быть идеальными, в них любви более, чем достаточно для того, чтобы компенсировать недостаток количества.

Она была права. Наша была идеальной.

Я стряхнула тоску и заставила себя улыбнуться. Я должна была продолжать жить… тем более, что из-за пожара я должна была жить за всех нас. Плюс, мои родители не хотели бы, чтобы их смерть что-то отняла у меня. Логически я это понимала, но это не означало, что я могла просто стереть свою боль.

Я жила с ней. День за днем.

Зная о погоде, я надела одну из своих немногих пар джинсов и белую рубашку с длинными рукавами. Чтобы закончить свой наряд, я натянула потрепанную пару черных конверсов, которые мы взяли в комиссионке. Они были самой удобной обувью из всей существующей, и пока они буквально не развалились на ходу, я от них не отказывалась.

Войдя в гостиную, я на секунду заострила внимание на виде улицы, открывающемся из двойных окон. Кто-то открыл старые ставни, и я могла смотреть прямо на Даэлайт Кресент. Даже название было странно мистическим.

Мое внимание привлекло движение по другую сторону улицы. Одни из ворот открылись. Дом за ними выглядел так, будто принадлежал европейской королевской семье. Определенно замок. Другого объяснения такому богатству и красоте не было. Кратким, мимолетным взглядом я увидела: несколько возвышающихся башенок, кремовые и каменные акценты, огромный проезд и достаточное для того, чтобы команда садоводов была занята круглый год, количество ландшафтных посадок. Отвлекая меня, возник низкий обтекаемый автомобиль. Он был темным, вроде насыщенного темно-фиолетового или бордового. Очень мощный, он урчал, медленно скользя по дороге. Я не узнала марку или модель, но он явно был дорогим. Двигатель мурлыкал с достаточным ворчанием, и я не сомневалась, что автомобиль будет быстрым.

Я двинулась вперед, желая мельком разглядеть его обитателей, но тонировка была настолько темной, что я не увидела ничего, кроме большой тени. Вообще-то двух. Возможно, кто-то сидел на пассажирском сиденье. Я поняла, что то, что я не вижу их, еще не означает того, что они не видят меня. У нас окна не были тонированы и, если бы они посмотрели в мою сторону, то увидели бы меня целиком — таращащуюся как чудачка. Почувствовав как мои щеки краснеют, прячась, я опустилась на старый диван. Подождав несколько минут, я просто подняла голову, чтобы проверить уехали ли они, когда…

— Чего творишь? — Голос Майкла раздался близко. Он подкрался к дивану и выскочил рядом со мной.

Почти падая лицом вниз, я едва успела вскрикнуть.

— Святые грешники, не подкрадывайся ко мне!

Он громко рассмеялся, качая головой. Он всё еще смеялся, когда бежал по коридору обратно, в сторону своей комнаты. Если это конечно было возможно, мой опекун вёл себя ещё более странно, чем обычно. Я отряхнула джинсы и быстро последовала за Майклом. Я хотела сказать им обоим, что собираюсь осмотреться.