Эротопия

Распускаем перед читателем красочный веер чудесных чувственных историй. Легкий, блестящий слог, богатый русский язык, звонкие рифмы и пьянящие образы! Стихи, пропитанные жаром и запахом страсти – просто не оторваться! Все – осязаемо, зримо; горячит кровь и будит воображение, словно горячий шоколад с перцем и корицей. Уникальное сочетание настоящей поэзии с откровенной эротикой! Уверенное и элегантное заполнение ниши, пустующей в русской поэтической традиции. Это – не любовная лирика и не похабщина, – это нечто невероятное, но заманчивое и доступное любому, кто знает и любит русский язык. Наслаждайтесь! А мы вам напишем еще!

В оформлении обложки использована фотография автора Galina Tcivina «Beautiful nude sexy lady in elegant pose» с https://www.shutterstock.com

* * *

Жаркий полдень. Сердце лета. Негустой лесок.

Ты раздвинула большие пальцы голых ног;

Стали пальцы друг от друга жутко далеки:

Не допрыгнуть, не докрикнуть, не подать руки.

А за пальцами и ноги (ух ты!) разошлись,

И в тенистую ложбинку заглянула высь,

Запустило солнце лучик в шерстяной мысок,

А по губкам зарезвился наглый ветерок.

Ветер ,вроде, не мужчина – но такой чудак!

Путать юбки с парусами – в этом он мастак.

Дуть и гладить снизу звезды, скрытые от глаз,

Что и вышло в жаркий полдень, в этот самый час.

Ветру – можно. Осторожно. Ветра – не унять.

А что он совсем без пола – это как сказать!

Веют пальцы голубые – долго ль до греха?

"Здравствуй, тетенька-улитка, дай нам молочка!"

А улитка-то и рада, губки до ушей:

"Заходите, угощайтесь" – ,просит малышей.

Ей бы гостя посолидней – есть куда принять!

А все дразнят недотрогой – сами, вашу мать!

Вслед за ветренною лаской телу стало так:

Заалели густо щеки, словно алый мак,

Зубки жадно прикусили нижнюю губу,

Руки встретились с грудями, те же – ни гу-гу.

"Ах, вы так?" – решили руки и давай их мять,

Теребить соски тугие и слегка щипать;

Тут и мертвый даже встанет от нужды большой…

Вообщем, глупая улитка растеклась слюной.

Дева гневно покраснела, повела плечом:

"Если даже так и было – ты-то тут причем?

И откуда так подробно выведал, свинья?"

Я ответил, улыбаясь: "Ветер – это я.

Ветер точит то, что хочет, нет ему преград,

Ветер сам всегда решает – с кем ему играть.

Не поймать его надолго, в сеть не затащить,

Он тебе раздует юбку – и ищи-свищи!

Донесет тебя до неба, а потом – привет…

Но зато нежнее ветра – не было и нет."

* * *

Ночь уронила голову на стол,

(Под ворохом волос – белее мела)

И платье – серебристый звёздный шёлк –

Стекало вниз с расслабленного тела.

Но похотью был месяц воспалён,

Рожок кровавый в тёмное вонзая.

А ночь спала и видела свой сон,

Как – будто солнце грудь её ласкает.

Когда ж изверг воришка семена,

Не пропахав собой безбрежной нивы,

То млечный путь ненужного зерна

Лёг на неё дорожкой некрасивой.

А ночи, впрочем, было всё – равно:

Желанный сон продлился до рассвета;

Живой, как ртуть, пьянящий – как вино –

И сладострастный, как мечта поэта.

* * *

Над усадьбой гроза – как разбуженный зверь;

Гувернантка Мариша не спит;

А снаружи в закрытую девичью дверь

Перепуганный мальчик стучит:

Отвори, я замерз, я от страха дрожу,

Я гремучих раскатов боюсь!

Я – пока не пройдет – у тебя полежу,

А потом потихоньку вернусь.

И Мариша, сорочку одернув слегка,

Позабывши накинуть халат,

Пожалела, впустила к себе паренька:

Кто же в страхе своем виноват?

Ах, теперь и она от озноба дрожит:

Его руки нащупали путь,

И уже на грудях гувернантки лежит

Неокрепшая юная грудь…

Губы вплавлены в губы. Сплелись языки,

Под живот упирается член;

И разводят две странно-умелых руки

Боязливые чаши колен.

Тихий сдавленный вскрик, жаркий шепот: " Пусти…",

Повлажневший потерянный взгляд;

И пытаются сжать, не вмещая в горсти,

Две руки его – девичий зад.

Липкий бархат обьял протонувший смычок

(Небольшой – в этом ей повезло),

Только несколько капель на темный зрачок

Из надорванной розы сползло.

Застыдился, на пальцах почувствовав кровь,

Соблазнивший Маришу барчук,

Но смычок заиграл и задвигался вновь,