– А тебе не кажется, что тогда в Кремле приняли сразу два решения? – обычным своим внешне бесстрастным тоном продолжил Нелюбов. – Реки оставить в покое, а вот стихию писателей этих, властителей дум этих, действительно повернуть вспять и разбить на мелкие протоки, на тихие пруды и болотца. Направить их энергию друг на друга, а тиражи при этом аккуратненько снизить эдак в сотню раз, так, чтобы если не сибирские реки, то все их писательское творчество ушло в песок, в безлюдную пустыню. Ведь любую конструкцию, в том числе и Союз писателей, легко расшатать и обрушить, эдак попеременно поднимая то один, то другой край. То левый, то правый. Теперь-то уж об этом каждый знает.

Ну а уж пришедшие к власти всадники демократии, причем, заметьте, опять-таки не без помощи нашей неуемной творческой интеллигенции, по заслугам оценили ее опасный потенциал. Вы ж помните легенду об ослепленных зодчих Василия Блаженного – да-бы ни-че-го по-хо-же-го не сотворили! Вот так! Чего проще кинуть, как карамельку, лозунг «Пресса – четвертая власть!», что в переводе-то означает «Твой номер – шестнадцатый!». И, прикрываясь рынком, по-быстрому заменить настоящую литературу на тот эрзац, который теперь в издательских кругах называют исключительно «художкой», и потихоньку подсадить на него читателей.

Даже ради потехи попытались вывозить этот, по сути, уже реимпортный товар, литературу «отверточной сборки» на зарубежные ярмарки и салоны, окончательно доказывая, что великая русская тихо почила в бозе в прошлом веке. Почему многие новомодные авторы – вчерашние профессиональные переводчики? Все просто. Овладели рецептами западного фастфуда, поточного изготовления бестселлеров. Заменили Джона из Алабамы на Диму из Алапаевска, Джину на Зину, и понеслись дешевые «санта-барбариски» в народ. Это ведь рынок, ну, конечно, рынок виноват, что всем, ой, как нравятся исключительно силиконовые поверхности и генно-модифицированные внутренности, не правда ли? Бюстселлеры… В обычной пище используют усилители вкуса, а тут, в духовной, как раз в ходу ослабители, ослабители вкуса. Нет, господа, это все политика, а не рынок. Мавр сделал свое дело, а теперь у нас другая пьеса. И для мавра есть роль разве что служанки Маврушки.

– А чего ты не напишешь обо всем этом? У тебя же готовая статья! – В очередной раз оглянувшись по сторонам, энергично, но тихо спросил Косицын.

– А куда? В альманах «Позавчера» или в газету «Послезавтра»? Пушкин когда-то написал Вяземскому: «Когда в глазах такие трагедии, некогда думать о собачьей комедии нашей литературы».

При этих словах Нелюбова Косицын поспешно извинился и ловко подхватил под локоток проходившего мимо тучного человека: «Вячеслав Сергеевич, вы читали «Теленок в кизяке»? Потрясающий роман! Потрясающий!»

– «Теленок в кизяке»… «Теленок в кизяке»… Что это? – успел проворчать Родов перед тем, как тоже нырнуть в толпу.

– Может, естественное продолжение «Бодался теленок с дубом», – уже в никуда ответил Нелюбов. И, оставшись вдвоем с другом, посоветовал: – Ты, Андрей, кстати, поменьше бы говорил при этом Косицыне. Он хоть и вертит своими локаторами по округе и находится как бы одновременно и тут и там, все аккуратно подмечает, запоминает, а потом по-быстрому твои мысли под своим именем печатает. Собственные-то рождать у него таланта нет, а вот отобрать чужие, причем довольно искусно и беззастенчиво отобрать, на это его вполне хватает. Даже прикрывается Пушкиным – беру, говорит, чужое, но делаю своим.

– Да ладно, Саш, не оскудеем. Он же Косицын, почти что Феофилакт Косичкин. Автор «Слова о полку Игореве» тоже ведь записал слова некого бояна, а в результате оба остались неизвестными. Брать все даром – тоже дар. Особенно по нонешним-то временам. Успеха и славы сейчас добиваются именно суетящиеся. Редакционные портфели пухнут от голода. Пошли лучше пройдемся по выставке.

– Спасибо, я уже. Пробежался пораньше. А в общем-то вполне можно было и не смотреть. Современным искусством у нас ведь теперь называют все, что не похоже на реализм. Да и вообще на искусство, на культуру, на традицию.

– Ты что ж, против квадрата Малевича? – улыбнулся Иволгин.

– Нет, я не против Малевича, не против Кандинского, не против Пикассо, не против «Черного квадрата» и «Девочки на шаре»! Я против тех, кто «на шАру», вслед за ними, вываливает на зрителя свои скудные познания и о жизни, и о живописи, и об эстетике, и об анатомии с геометрией! Я, если угодно, против, когда квадрат Малевича малюют поверх забытого в запасниках Репина!.. Ладно, Андрей, не заводи меня. Скажи лучше, у тебя сегодня какие планы? Ты на машине?

– Куда ж я без нее? Хоть муниципалы уже за каждым вторым деревом знаки платной парковки запрятали, я пока езжу. А планы?.. – задумался было Иволгин. – Какие у престарелого холостяка могут быть планы? Одни упования. Да нет никаких особенно. Лекции у меня завтра. Но на минутку в институт одной дипломнице заскочить обещал. А это святое.

– Да уж, да уж. Знаем мы этих святых, а точнее – блаженных дипломниц! Я вот, Андрюша, стал замечать, что чем дольше живу, тем больше вокруг красивых женщин.