– А эти что тут делают? – вдруг удивился батя, выглянув в окно. – С утра нажрались, что ли.

Я подскочил к окну и тоже выглянул на улицу. По двору шатающейся походкой хаотично передвигалось человек шесть разной степени одетости. Вон, босая женщина в ночной рубашке. Где-то я её видел. И парня того, босого и в джинсах. Да и те два мужика и две девушки тоже.

– Это же Савельевы с соседней фермы, – наконец, узнал их отец.

И действительно, Савельевы. Просто выпученные пустые глаза, оскаленные окровавленные рты и неровная деревянная походка настолько изменили их облик, что трудно было узнать в них в целом неплохих людей, добропорядочных граждан и таких же ударников крестьянского труда, как и мы.

– Я им задам сейчас! – разозлился отец и направился к двери.

– Батя, стой! – почти инстинктивно остановил я отца.

– Что ещё?

– Тот мужик, ну, который в коровнике лежит, он так же двигался.

– И что?

– Они нападут на тебя.

– С чего бы это? Я Савельевым ничего плохого не делал.

– Ты посмотри на них. Они же все ненормальные! Как и тот мужик.

– Не говори ерунды, – бросил отец и вышел на крыльцо.

Я, на всякий случай, прихватил у печки топор, которым мать щипала лучину для растопки, и вышел вслед за родителем. А эти ненормальные уже радостно спешили навстречу, что-то мыча и вытянув перед собой руки. Я заметил, как напряглась спина отца, как он сделал небольшой шаг назад и нервно сглотнул.

– Эй! – нетвёрдым голосом позвал он. – Миха, ты чего? Что случилось-то?

Миха, опять что-то промычав, уже подошёл практически вплотную и, вцепившись в отворот пиджака отца, потянул его на себя, ощерив редкие зубы. Мой родитель забился в его руках, пытаясь вырваться, прогнувшись в спине, чтобы отклониться от оскаленных зубов. Но хватка у соседа оказалась крепкой. Видя, что сюда уже подтягиваются другие соседи, я подскочил сбоку и зарядил обухом топора Михе по черепушке. Сосед моментально кулем осел у наших ног, а мы заскочили в дом и закрыли за собой двери.

– Что это было? – севшим голосом, заикаясь, спросил отец.

– Не знаю, – ответил я, – но точно ничего хорошего.

Мы стояли в сенях и с тревогой смотрели в маленькое окошко на толпящихся на крыльце бывших соседей. В коровнике опять забилась и замычала корова. Видать, ещё кто-то туда забрался. В доме что-то громыхнуло, и мы, не сговариваясь, повернулись на звук. Опять что-то загремело, потом со звоном покатилось по полу. Мы подались на шум и встали в дверях, как вкопанные. Мама, моя любимая мама, со стеклянными глазами, вытянув руки, деревянным шагом направилась в нашу сторону, по пути сшибая стулья.

– Мам, ты чего? – ещё не веря своим глазам, спросил я.

Отец сообразил быстрее, подскочив к ней, схватив её за руки и пытаясь их выкрутить. Не тут-то было. Сил в, скажем так, изменившейся маме, было столько, что она с лёгкостью вывернула руки из захвата и, уже сама, вцепившись в рукав, потянула его к себе. Я подскочил к ней с боку и растерялся, не зная, что делать. Ну не бить же родную маму топором, как давешнего Миху. Ничего не придумав лучше, я дёрнул её за отворот халата. Ткань затрещала, я дёрнул ещё раз, потом взял её за плечи и потянул на себя. Её руки соскользнули с рукава, и отец отскочил в сторону, ойкнув и зажимая укушенную рану на предплечье. Мама повернулась ко мне и, в который уже раз за сегодняшнее утро, волосы опять зашевелились на голове. Это была не мама. Точнее, тело, конечно, мамино. И лицо, вроде, тоже. Только создавалось впечатление, что в этом теле, внутри, сидит что-то чужое, управляющее мамой и смотрящее сейчас на меня через её остекленевшие, жутко выпученные глаза.

Отец схватил ухват и, уперев его рога в маму, затолкал её в чулан и подпёр дверь поленом. С ним и самим творилось что-то нехорошее. Бледное лицо, испарина и одышка, вялые движения и, наконец, трясущиеся руки пугали. Отойдя от кладовки, отец тяжело вздохнул и, вдруг ноги его подкосились. Я бросился поднимать батю с колен и, вдруг, наткнулся на такой же, как у мамы, стеклянный взгляд. Одышка у него прошла, и сил прибавилось, судя по тому, как он поднялся на ноги и повернулся ко мне. Рука, сжимавшая топор, вспотела. Я замахнулся своим оружием, но ударить так и не смог. Вместо этого я развернулся, выскочил в свою комнату и закрыл дверь на щеколду. Дверное полотно тут же сотряс ощутимый удар. Отец у меня и так человек не слабый, а в изменённом состоянии он ещё сильнее стал. От греха подальше, я подтянул к двери шкаф и подпёр его кроватью. Дверь всё так же сотрясалась под ударами, а я сел на кровать и обхватил голову руками. Сил на то, чтобы рефлексировать и бояться, уже не оставалось. Я пошарил в тумбочке и достал припрятанную от отца бутылку самогонки. Отец не любил это дело, да и я баловался иногда, время от времени. Редко, конечно, но, похоже, сейчас именно такой случай.

Я глотнул из бутылки. Огненная вода пробежала по пищеводу и упала в желудок, вызвав кратковременный пожар внутри. В голове прояснилось, поэтому я решил, что на сегодня хватит и убрал самогонку в сторону. Итак, что мы имеем? А имеем мы странную болезнь, возникающую внезапно, судя по тому, что случилось с мамой и заразную. Не знаю, как воздушно-капельным путём, но через укус она передаётся точно. И заражает организм быстро. Вон, отец тому пример. И пяти минут не прошло с того момента, как его укусила мама, а он уже тоже превратился в такого же монстра. Про воздушно-капельный путь, конечно, я погорячился. Если только в этом случае зараза не действует гораздо дольше. А, может, я уже тоже в монстра превратился? Только не чувствую этого. Папа с мамой тоже вряд ли чувствуют, что с ними что-то не так. Я подошёл к зеркалу, висящему на стене, и посмотрел на своё отражение. Вроде, всё в порядке. Лицо как лицо. Бледнее, правда, чем обычно. Но это в предлагаемых обстоятельствах вполне объяснимо. Как и слегка выпученные глаза. Тут этим глазам совсем в пору из орбит выскочить.

И что теперь делать? Дома мать с отцом, во дворе соседи, а в качестве оружия только топор. Хорошо, хоть его не бросил. Я подошёл к окну и выглянул на улицу. Похоже, соседей заинтересовали наши коровки. Во дворе уже никого не было, зато из коровника доносились шум, стук копыт и мычание коров. Похоже, там идёт та ещё вакханалия. Жалко животинку, конечно, но, хоть внимание отвлекли. Собрав вещи в рюкзак и положив туда же початую бутылку самогонки, я открыл окно, выскочил наружу и бросился за ограду в заросли кустов.