– Идем, – говорю я Грэму, хватаю спортивную сумку и поднимаюсь на ноги. – Пошли.

Приятели Грэма уже разошлись, поэтому мы усаживаемся на деревянную скамейку рядом с площадкой. Я опускаю голову ему на колени, пальцы Грэма забираются под мою рубашку, пытаясь добраться до спортивного бюстгальтера, а я постоянно отпихиваю его руки.

– Я вся в поту после забега, – говорю.

– Не страшно. Мне нравится, когда ты такая разгоряченная после соревнований.

Я снова отталкиваю его руку. На мне оранжевый сетчатый топ с гепардом на груди и черные шорты, потертые и потрепанные за годы носки.

В данный момент я совершенно не чувствую себя привлекательной. Может быть, я все еще сильно уставшая после вчерашнего вечера. А может, это потому, что никак не могу избавиться от мыслей об Эмме Нельсон Джонс: неужели я на самом деле превращусь в эту недовольную жизнью женщину, муж которой предпочитает не возвращаться домой?

Грэм снова засовывает руку мне под рубашку:

– У тебя потрясающий живот и очень сексуальный пупок.

Может, меня не ждет в жизни ничего лучше этого?

На этот раз, когда пальцы Грэма касаются лифчика, я не отталкиваю его. Я сажусь, прижимаюсь к нему, и мы начинаем целоваться. Его пальцы забираются под бюстгальтер, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что вокруг никого нет.

И вижу Джоша. Он стоит замерев, как вкопанный, посреди площадки. Я отстраняюсь от Грэма и поправляю рубашку, но слишком поздно: Джош уже бежит прочь.

Это все Тайсон виноват! Он никак не мог заткнуться насчет Сидни Миллз, и в результате я решил, что лучше поскорее найти Эмму и вернуться к ее компьютеру. Я оставил скейт Тайсону и пошел на поиски Эммы. На беговой дорожке ее уже не было, но Руби Дженкинс сказала, что видела, как Эмма шла в сторону бейсбольных площадок.

Вот только Руби не сказала, что с Эммой был Грэм. Иначе я никогда не пошел бы туда.

А так я преспокойно вышел на площадку, оглядываясь кругом, и тут же увидел Эмму. Ее голова лежала на коленях у Грэма, он низко наклонился, было похоже, что они о чем-то говорят. Я уж было подумал, что она наконец-то решила объясниться и расстаться с ним.

Как вдруг она села и начала целовать его, а он засунул руку ей под рубашку.

Какого черта? Что она делала? Это она так, что ли, отказывает парню? Мне она отказала совсем по-другому.

Эмма заметила меня раньше, чем я успел отвернуться, и какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза. Не знаю, что чувствовала она, но меня переполняло отвращение.

Я помчался прочь через стадион, чувствуя, что мне хочется завопить, или что-то пнуть, или вышибить из Грэма дух.

– Ну что, ты нашел ее? – спросила Руби, когда я пробегал мимо бегового стадиона.

– Ее там нет! – крикнул я на ходу.

До парковки я добрался, совсем запыхавшись. Тайсон сидел на бордюре, с восхищением разглядывая мой последний рисунок на скейте: Марвина Марсианина.

– Так Эмма нас подвезет? – спросил он.

– Нет. Пошли отсюда.

Он протянул руку, и я помог ему встать.

– А можешь и мне что-нибудь такое нарисовать? – спросил он. – Например, Йосемита Сэма?

Я берусь за один из цементных блоков и волоку его на место:

– Поможешь мне с этим?

Тайсон поднимает другой конец блока, и вдвоем мы устанавливаем его на прежнее место.

– Слушай, у меня есть к тебе вопрос, – говорит Тайсон. – Может, в один прекрасный день ты сможешь на него ответить.

– Ты мне пока помоги второй блок дотащить.

Мы беремся за концы блока и перетаскиваем его на положенное место рядом с первым.

– А вопрос у меня такой, – Тайсон отряхивает пыль с рук, – и я очень хочу, чтобы ты нашел на него ответ: сиськи у Сидни настоящие или за них заплатили ее родители? Не то чтобы меня это волновало, они мне в любом случае нравятся. Просто интересно.

Если бы цементный блок уже не стоял на своем месте, я уронил бы его Тайсону на ногу.

По дороге домой я на полную мощность врубаю последний диск Дэйва Мэттьюса. В моей машине нет CD-плеера, так что в прошлом месяце я купила кассету с записью. Я слушаю, как Дэйв поет «Crash into Me», но песня неспособна заглушить мои мысли. Я думаю о том, что произошло на бейсбольном поле. Джош увидел, как Грэм лапает меня. А Грэм вообще не понял, в чем дело, только провел рукой по своему обритому черепу и заявил:

– Можно подумать, он никогда не видел, как люди целуются.