Странности виделись мне повсюду: едва придя в себя после утреннего приступа, Хорвек положил на ладонь почерневший уголек, оставшийся от костра, и некоторое время что-то беззвучно нашептывал, но так и не дождавшись никаких изменений, с досадой отшвырнул в сторону. Увидев это в первый раз, я смогла усмирить любопытство, сказав себе, что тут наверняка замешаны колдовские законы, чем меньше о которых знаешь – тем лучше, однако когда то же самое повторилось и после полуденного привала, почувствовала, что решимость моя слабеет.

На третий раз Хорвек, услышав, как я подкралась к нему со спины, вздохнул, и, не дожидаясь моих вопросов, уже готовых сорваться с языка, пояснил:

– Я всего лишь пытаюсь сотворить простейшую магию, но у меня, как видишь, не получается. Ровным счетом ничего интересного, Йель.

– Но у тебя вышло тогда победить Мобрина, а он ведь демон, пусть и не высокородный! – воскликнула я, с облегчением выдохнув: молчание давалось мне с величайшим трудом. – Конечно же, тебе под силу любая магия, не наговаривай на себя!

– Ты говоришь сейчас о том, чего не понимаешь, - недовольно произнес Хорвек именно то, чего я и ожидала. – Разве не ты когда-то хотела, чтобы я ничего не рассказывал о магии?

– А разве не ты когда-то считал, что мне эти знания не повредят? – огрызнулась я, разозлившись из-за того, что так верно угадала. – Знаю, с чего ты вдруг изменил свое мнение! Не хочешь показывать себя передо мной неумехой, оттого и напускаешь таинственности. Неужто ты думаешь, что я стала бы над тобой насмехаться, если бы узнала, что у тебя недостает каких-то способностей? Надо мной самой смеялись все кому не лень, и если уж я чему и научилась – так это помалкивать, когда кто-то попадает впросак.

Мои слова, конечно же, вызвали у него улыбку, как это бывало всегда, когда я пыталась спорить с демоном на равных, однако, чтобы не распалять меня еще больше, он чрезвычайно серьезно поблагодарил меня и заверил, что никогда не позволил бы себе усомниться в моем добросердечии.

– Видишь ли, способности к колдовству сами по себе ничего не стоят, - пустился он в объяснения, без которых утихомирить меня оказалось не так-то просто. – Многие люди, одаренные магически, доживают до самой смерти, так и не сотворив ни одного волшебства. Чем слабее дар – тем меньше вероятность, что человек сумеет его развить. Вот ты, к примеру, могла бы никогда не узнать о том, что умеешь колдовать, и незнание это не причинило бы тебе никакого вреда, - тут я не сдержалась пробормотала, что в это верю весьма охотно, вновь заставив Хорвека рассмеяться.

– ...Учиться магии следует с того самого момента, как сила пробудилась – а случается это чаще всего в отрочестве, - продолжалась неторопливая речь, странным образом меня успокаивавшая и напоминавшая прежние времена.
– Но время упущено, и теперь даже самый искусный учитель не сможет привести тебя к тому, что ты могла бы сотворить, начнись обучение в положенный срок. Что говорить обо мне, существе противоестественном? То, что во мне появилась магия – странный и дурной знак. Я не могу ею управлять, и сила эта пробуждается то от гнева, то от ненависти... Потом уходит и я вновь слабею. Приведи когда-то ко мне кто-то такого ученика – я бы сказал, что проще и правильнее будет его убить, поскольку ничем добрым эта затея не обернется. Но так уж вышло, что я сейчас и учитель, и ученик одновременно, а смерть моя скорее погубит тебя, чем спасет... Что за насмешка судьбы – знать куда больше, чем уметь!.. Как ты говорила? Взять в ученицы рыжую ведьму?.. – вдруг воскликнул он, с недобрым видом улыбаясь каким-то невысказанным мыслям. – Славная шутка! Самые лучшие шутки всегда похожи на правду!..

Я кивала, делая вид, что понимаю его недомолвки, но на самом деле мне просто хотелось, чтобы Хорвек больше не смолкал – я так истосковалась по временам, когда он свободно говорил со мной!.. Не зная толком, как помочь, я собрала целую пригоршню угольков, и подсовывала их бывшему демону, стоило ему только затихнуть и помрачнеть. Он принимал их с неизменной улыбкой, и с такой же улыбкой отбрасывал прочь, когда заклинание не срабатывало. Я знала, что он изображает это легкомысленное веселье для меня, хоть на самом деле каждый проигрыш уязвлял его и лишал надежды.

Уже вечерело, но из-за многочисленных остановок мы прошли совсем немного. Лесные люди говорили, что к ночи мы должны выйти к болотистой низине, именуемой Староречьем. Мы оказались слишком слабы для такого перехода: солнце скрылось за ветвями, опустившись совсем низко, а вокруг нас простирался все тот же мрачный хвойный лес.

– Ну и славно, - сказала я с преувеличенной бодростью. – Ночлег около болота не так уж хорош: сырость, вонь, и хорошо еще, если там никто не утоп – а то ведь утопленники, говорят, выходят к кострам погреться... Мы с дядюшкой как-то ночевали у реки, и дядюшку после того несколько дней мучили боли в спине. Он говорил, что так бывает, когда водяная нечисть из вредности подует на спящего или потрогает холодной рукой – непременно застудит!..

Кое-как разведя огонь, мы умостились рядом друг с другом – вечерний холод пронимал до костей. Одежда наша не годилась для странствий, и я с досадой вертела в руках золотую монету, оказавшуюся такой бесполезной в этой глуши, несмотря на свой яркий блеск. Положив ее обратно в карман, я достала очередной уголек.

– Ну-ка, попробуй – вдруг этот будет счастливым? – предложила я с настойчивостью, которой было бессмысленно противоречить, и Хорвек, вздохнув, принялся нашептывать заклятие. Уголек лежал на его ладони, ничуть не изменяясь. Однако мой взгляд был так внимателен и неотрывен, что выбросить его бывший демон не смог – со смехом называя меня требовательнейшим из наставников, он повторял заклинание десятки раз, то откровенно дурачась, то почти всерьез злясь. Темнота сгущалась, но мы не замечали этого, увлекшись тем, к чему изо всех сил старались относиться как к забаве – иначе с отчаянием было бы не совладать.