Петров остановился на узкой выложенной плиткой в виде ромбов дорожке, и достал пачку сигарет:

— Он уточнил, что именно?

— Да! Он сказал, что Вы умрете потому, что не выполнили своих обещаний, а задаток Вами получен. Но если я предоставлю информацию, со мной такого не случится! Дома я получил сообщение о перечислении на мой счет ста тысяч!

— Кому ты сообщил об этом?

— Никому! Сан Саныч, поймите, он сказал, что в управлении у них есть свои люди! И если я начну глупить, то ...

— Стас, помолчи! — Петров закинул голову и глубоко затянулся.

«В управлении точно, кто-то есть», — думал Петров, — «но он не имеет доступа к оперативной информации. Он свистит о делах — в общих чертах: какое дело — кто ведет, какие видимые успехи... Стоп! А почему, я исключаю равного себе офицера? Он сливает все о себе, но доступа к чужим делам не имеет!»

— Сан Саныч, — суетился Стас, — так что мне теперь делать?

— Для начала, мы с тобой идем в отделение, чтобы присутствовать на допросе Чембарова. А во-вторых — ты приставлен ко мне, чтобы следить за мной!

— Что???

— Слушай, Стас, — Петров подошел вплотную к подчиненному, — я допустил ошибку! Ты хочешь сказать, что тебя не просили сопровождать меня?

— Ну, да... Только я эту просьбу капитана СБ принял, как опасение за Ваше здоровье!

— Так вот Стас, ты в реальном говне! Твоя служба в армии, высшая школа и... Ты вообще идеал карьериста! — Сорвался Петров.

— С чего ты взял, что в этом мире кто-то о ком-то заботится!?

Швырнув эти слова, Петров пересек широкую аллею и, дойдя до стальной двери отдела прислушался. Стас догнал его.

«Так и надо! Упертый! Пусть шевелит мозгами!», — думал Петров о расстроенном напарнике.

На допросе Чембаров старался выглядеть спокойно и даже вальяжно. Было понятно, что если он и замешан в серьезном,- то слишком мелок, что — бы переживать. Если не узнать, как они его подцепили, то даже при давлении трудно будет отделить нужную информацию от блефа.

— Скажите, Семен Ипатович, — задал вопрос Петров, — а Вы знаете о том, что подозреваетесь в шпионаже?

В комнате допроса наступила полнейшая тишина. Немая сцена словно опустилась тем самым поршнем из камеры и давила присутствующих.

Опер смотрел на Петрова, мягко говоря, как на недалекого человека, Стас смотрел с ненавистью, а Чембаров. Чембаров не выражал ничего!

«Вот это выдержка!», — Подумал Петров, — «Надо проверить по армейским картотекам».

— Это серьезно или этот парень перегрелся на солнышке? — спросил Чембаров.

— Это не наш, — беспечно сказал Петров.

— Разрешите Вас?! — обратился опер к Петрову.

Чембаров остался в комнате для допросов, опер, Петров и Стас вышли в узкий коридор.

— Я не пойму, что вы делаете! — возмутился опер.

— Мы задерживаем Чембарова под вашим давлением! Мы из кожи вон лезем, чтобы задержать этого законопослушного гражданина, а Вы вместо того, чтобы нам помочь...

— Я же сказал, майор, он не наш! У вас есть, за что его задерживать? — спросил Петров.

Майор сплюнул и не глядя ответил:

— Нет.

— Тогда выпускайте, — спокойно говорил Петров уже двинувшемуся к дверям комнаты допроса майору, а Стасу коротко сказал:

— Здесь, все. Идем дальше.

Узкой дорожке в ромбик в этот день суждено было слышать не один серьезный разговор.

— Сан Саныч! — преградил путь Петрову Стас, — я вынужден буду доложить!

— Да, и не забудь доложить о состоянии своего счета! — съязвил Петров.

Стас растерялся, но вскоре растерянность сменилась юношеским максимализмом:

— И скажу! Разберутся! Пусть разберутся!

Петров улыбался и снова закурил.

— Стас тебе точно двадцать шесть лет?

— Вы не уходите от разговора! Но если это важно — да, мне точно двадцать шесть лет!

— Да, успокойся ты! И не стоит нам стоять на одном месте. Пойдем, пройдемся.

Петров выбросил сигарету и направился через узкую дорогу к подземному переходу, оказавшись под землей, он заговорил:

— Как ты думаешь, он ниточка?

— Не знаю, не понял. Вы сделали все чтобы не дать понять!

— Ты серьезно? Ладно. Значит все хорошо. Отвечу сам на свой вопрос: он ниточка! Теперь думай:

Сейчас его отпустят. Он будет в полной уверенности, что я безразличен — меня раздавили. Ты в панике! Извини, но мои слова о твоей карьере произвели на тебя должное впечатление! Ты был, не подражаем! Скоро он окажется в своем мире, и, успокоившись должен будет доложить, что я стерт, а ты в панике! Что мы имеем в итоге? Опера, который, считает нас идиотами, Чембарова, который считает так же. Я надеюсь, что ты не в этом списке?