Шимун, состоя в браке с дочерью Аристоила и имея от нее двух детей, содержал помимо них тещу и своего престарелого отца Иона. С ним также жил и его младший брат Андри, который тоже был рыбаком, и не успел пока жениться.

Несмотря на бедность, щедрый сердцем рыболов приютил в своей тесной хижине еще теперь и «утопленника», то есть меня. За что я ему премного благодарен. А особенно благодарен за то, что обучил меня рыболовецкому ремеслу и стал брать с собой в море. Заработки у рыбаков от проданного улова были не ахти какими – за всеми вычетами и налогами оставался динарий [4] если повезет – два. Но появилась хоть какая-то надежда, что мне удастся собрать необходимую сумму и вернуться на свою родину, по которой я уже сильно скучал. Обстоятельства однако сложились таким образом, что пришлось задержаться в Байтсайде на целый год.

… В то памятное утро рыбаки, как обычно, собирались в море. Киннереф, так жестоко расправившийся с нашим торговым судном, выглядел вполне мирно. Легкая рябь едва волновала его фиолетово-синеватую гладь. Ожидался отменный улов.

Шимун с Андри [5] уже сидели в лодке, рядом возились с рыбацкими сетями Якуп и Яхъя [6] они тоже были братьями. Спускаясь по тропинке с холма к морю с котомкой за плечами, в которой была припасена нехитрая провизия (сушенная рыба и хлеб), я заметил, как к рыбакам приближается какой-то человек в белом хитоне. Сухощавый, чернобородый, средних лет мужчина легкой походкой подошел к рыбацким шхунам.

– Ты Шимун, сын Иона, – утвердительно сказал незнакомец, обращаясь к старшему из братьев. – Теперь ты будешь зваться Кифасом. Идите все за мной.

– А где ты живешь, Усто? – рыбаки сразу догадались что это был какой-то учитель.

– Придете и сами увидите.

Рыбаки послушно побрели вслед за ним. «Возможно, этому человеку понадобилась какая-нибудь помощь», подумал я. Когда Шимун, то есть теперь уже Кифас, обернулся, я поднял руки вверх, показывая мешок со снедью, мол, с ним-то что делать? Но Кифас лишь досадливо отмахнулся, дескать, потом, потом, сейчас не до этого. Я остался один на пустом берегу среди брошенных сетей, пребывая в полном недоумении и растерянности.

Шимун, извините, Кифас появился со своим братом дома лишь ближе к вечеру. Наскоро перекусив, они удалились в дальний угол комнаты и стали там о чем-то шептаться. До меня доносились лишь обрывки отдельных фраз.

Братья абсолютно не походили друг на друга, словно родились от разных матерей. Кифас был человеком простым и добродушным, но в минуты гнева вскипал, как Киннерефское море в шторм. Вся его кряжистая плотная фигура, грубые, будто топором вырубленные черты обветренного лица, выдавали в нем человека некнижного, а земной рабочей профессии. Андри же обладал мягким и незлобивым характером, был тонок и строен телом, на белом и нежном, почти девичьем лице его, когда он волновался и спорил, часто выступал розоватый румянец. Внешностью и натурой своею он более напоминал брата рыбака Якупа – Яхъю. Мне кажется, что оба они, и Андри, и Яхъя, не познали еще вкус женщины и были девственниками.

Любопытство все же взяло вверх, и я, рискуя прослыть невоспитанным и неучтивым постояльцем, незаметно придвинулся поближе к говорящим, чтобы услышать, о чем же они там так страстно шушукаются. Братья, увлеченные спором, ничего не заметили. Как я догадался, речь шла об их новом знакомце, которого звали Иса [7] Братья гадали, масих он или не масих. Масих [8] насколько я мог перевести это слово, – человек, помазанный маслом. Мне было непонятно, почему это так важно – помазан кто-то маслом или нет. Но обратиться к братьям с расспросами было неудобно – могли подумать, что я специально подслушиваю, хотя именно этим я и занимался, как не стыдно мне в том признаться…

Так и не определив, как им обращаться к Исе, которого братья почитали за усто [9] – учителя, рыбаки стали высказывать предположения по поводу нового имени Шимуна. «Кифас» по-арамейски означает «камень», и было непонятно, почему Иса назвал Шимуна камнем.

– Усто назвал тебя так, имея в виду твой твердый и решительный характер, – высказал догадку Андри.

– Как он мог тогда, в первые минуты нашего знакомства, знать, какой у меня характер? – недоумевал старший брат.

На следующий день Кифас и Андри вновь отправились в город. На второй – тоже. И на третий день их опять не было дома. Рыбная ловля была забыта и заброшена.

А вечерами братья теперь все время спорили. И в спорах этих часто возникало это таинственное слово «масих». К тому времени я уже знал, что оливковым маслом или елеем обмазывают не всех подряд, а только царей и первосвященников.

– Что тут гадать, – подвел черту в разговоре прямодушный Кифас, – в следующий раз я прямо обращусь к нашему усто, как к масиху, посмотрим, как он на это отреагирует.

Случай представился довольно скоро. Теща Кифаса лежала в горячке. Иса пришел к нам в дом и снял жар одним прикосновением ладони к больной старушке.

Точно уж не помню, то ли в тот же день, то ли в какой иной, Иса спросил:

– За кого вы меня почитаете?

– Ты – масих! – воспользовавшись моментом, провозгласил Кифас.

Прежде чем рассказать, что произошло дальше, я попытаюсь объяснить, что означает сие загадочное слово «масих». Честно говоря, я и сам не смог до конца его разгадать. Наверное, проникнуть в его тайное значение и невозможно, если в твоих жилах не течет яхудейская [10] кровь, если твои гены не помнят рабства в Мисре, [11] сорокалетнего блуждания по пустыне, разрушения Храма и Вавилонского пленения… И все же я наберусь смелости и выскажу свои соображения. Пусть они будут неточными и неполными, но все равно это лучше, чем не будет вообще никакого разъяснения. Ибо тогда читателям совсем трудно будет представить, почему известие о том, что в Байтсайде появился «масих» произвело такой невообразимый переполох не только в аль-Джалиле [12] но и во всей Яхудеи [13]