И по характеру, и по повадкам он был «львом» во всех смыслах этого слова. Тоталитарный хищный лидер, прямо смотрящий в глаза опасности и далеко не всегда склонный к компромиссам.

Он довольно богат, хотя сам себя считал не богатым, а просто успешным, не являлся олигархом, поскольку статус олигарха определяется в первую очередь влиянием, а не только деньгами. Влияние было, но не на самом верху.

Будучи грамотным финансистом, он понимал, что те несколько десятков миллионов условных единиц, приравненных к европейской валюте, в которое оценивалось его состояние, заложенное в банк, для обеспечения оборотных средств – не придел возможностей бизнесмена, а, скажем так, очень даже посредственный результат успешного бизнеса.

Бросивший все свои силы на карьеру, потом на раскрутку бизнеса, он не создал семьи, не заведя ни львицы, ни львят. В последнее время осознавал, что ниша бизнеса, в которой работала его фирма, заполнена, что новых тенденций для развития не предвидится, а сил и времени на освоение нового не осталось. Главное – достойно отсидеться в кризис и работать последовательно, чтобы приумножить свой капитал к пенсии, на которой он сможет достойно тратить заработанное в ожидании прекращения бега по кругу, называемому жизнь.

Как и следовало ожидать, такое состояние души не внушало ему оптимизма, а материальные блага уже давно перестали радовать. Краски стали не такие яркие, машины не такие быстрые, женщины не таки желанные.

Он мог позволить себе все, что желал, и от этого ему ничего не хотелось. Все, в чем он находил удовлетворение, – это самоорганизация и профессионализм выполняемой руководящей работы.

Часы показали 9 часов утра. Секундная стрелка на мгновение замерла на цифре 12 и продолжила свой бег по кругу. Когда часы показывали 9 часов 00 минут и 8 секунд, в дверь постучали.

– Войди, – великодушно разрешил Лев Николаевич. Стучаться в это время могла к нему только секретарь. О прибытии остальных посетителей она сообщала ему по внутренней связи. Его левая щека немного напряглась, он был очень пунктуален, и ему не понравилось ее опоздание, но посчитав, что 8 секунд – не столь существенная задержка, он решил обойтись в этот раз без замечания.

Марина вошла в кабинет с чашкой кофе стоящей на блюдце. Утренний кофе был его единственной вредной привычкой, но он ограничивал себя одной чашкой с утра.

Поставив чашку перед шефом, Марина раскрыла блокнот и приготовилась делать записи в ежедневнике, покрытом дорогой коричневой кожей.

– Ситуация в офисе? – задал Лев Михайлович стандартный вопрос.

– Все на работе, кроме Сидорова. Он звонил, предупредил, что задержится до обеда, так как у него дочка заболела, нужно срочно в больницу ее свозить. Остальные на месте. Просила принять по личному вопросу Харлампиева, – четко выговаривая каждое слово, произнесла Марина.

– По личному вопросу? Ко мне? Зачем? – сухо поинтересовался Лев. Только те, кто его знал очень хорошо, как, например, Марина, могли бы понять, что он очень удивился. Кстати, удивился не зря: согласно своей собственной линии поведения, он не оказывал какой-либо помощи сотрудникам. Он всегда говорил, что если кому-то помогаешь, то делаешь его слабей, а если человек хочет стать сильней, пусть помогает себе сам. Нужны деньги – сумей их заработать; если не можешь, значит, они тебе не нужны, и просто урезай потребности.

– Я объясняла, что по личным вопросам вы не принимаете, но она сказала, что дело исключительной важности, – объяснила Марина.

– А Сидоров у нас что, отец-одиночка? Пусть жена дочерью занимается, за неявку на работу оштрафовать на 10% премии, внести в личное дело первое предупреждение, при втором уволить. Харлампиева пусть перед обедом зайдет, – не размыкая пальцев рук и глядя на стол перед собой, произнес Лев Николаевич. Он старался не смотреть людям в глаза, при разговоре привыкнув к тому, что от его взгляда люди начинали заикаться либо сбивались с мысли.

– Хорошо, Лев Николаевич, – ответила Марина.

– Ничего хорошего в том, что дисциплины нет и каждый приходит на работу, когда ему вздумается, я не вижу. Пусть Малахов ко мне зайдет с отчетом по польскому контракту, – распорядился босс в свойственной ему сварливой манере.

– Выполним в лучшем виде, – с наигранным пафосом ответила секретарь; ей, как бывшей любовнице, можно было иногда и съехидничать.

– Выполняй, старательно. Кофе хоть хороший сделала, молодец, – с появившейся искоркой в глазах произнес Лев Николаевич.

– Рада стараться, босс, – несколько игриво произнесла Марина. Она по-прежнему не теряла надежды, что ее начальник утратит интерес к вертихвостке-модели и они опять будут вместе, как раньше.

Когда Марина выходила из кабинета походкой никак не секретаря, а интригующей любовницы, Лев Николаевич провожал ее стройную фигуру пристальным взглядом и думал о том, что любовные романы на работе – это не непрофессионально. Его, как любого способного к воспроизводству здорового потомства мужчину, присутствие красивой женщины стимулировало и к работе, и к жизни, а как всякий занятой начальник, он не удержался, чтобы не покорить женщину, находящуюся с ним в непосредственной близости.