– Люблю, не люблю… Нет, наверное, не люблю. Привычка осталась, все-таки шестнадцать лет вместе прожили. Яна, я поговорить с тобой хотела… Тебе нужны карманные деньги? Бабушка тебе работу нашла. Пойдем на кухню, она расскажет.

Работа оказалась… как бы так сказать, чтобы не выругаться? Янкина бабушка работала бухгалтером в поселковом клубе, она и устроила Янку там полы мыть. В актовом зале на пятьсот мест плюс сцена и примыкающий к залу танцкласс. Янка сначала хотела заорать на них всех, но заметила, что все они (и бабушка, и мама, и дед) ждут, что она скажет, как-то одинаково ждут, будто усмехаются: что, мол, слаб'o? Позорным покажется? Техничкой? Янка улыбнулась маме самой отрепетированной своей улыбкой и согласилась.

Теперь она шла в клуб сразу после школы, открывала маленькую каморку рядом со сценой, хватала ведро, тряпку, швабру и спускалась в подвал, в бойлерную. В клубе в это время никого, кроме вахтера, не было, все на обед расходились. Одна Янка во всем клубе! В огромном дворце в два этажа! С колоннами и лепниной на потолке, с зеркалами в фойе и пальмами в кадушках. Пока вода набиралась в ведро, Янка рассматривала себя в осколок мутного зеркала, что висел над батареей. В этом зеркале Янка себе больше всего нравилась. А что? Она правда красивая. Лоб высокий, нос тонкий и ямочки на щеках! И волосы очень светлые, гладкие, она собирает их в высокий хвост, открывая шею. Сашка говорил: лебединая. Сашка, Сашка… Янка резко крутанула кран с горячей водой.

«Люблю, не люблю… Привычка осталась…»

Вообще-то Янке нравилось работать. Долго, конечно. Пока протрешь все сиденья одной тряпкой, пока все ряды промоешь другой… Иногда через три ряда приходилось воду менять, таскать ведро по лестнице и еще вымести семечки, окурки, фантики, а иногда и чего похуже. Зато было время о многом подумать. Янка представляла, как она вырастет и станет знаменитой киноактрисой, ей будут вручать «Оскар», и отец позвонит, будет поздравлять, а она ему скажет:

– Теперь ты гордишься, что я твоя дочь?

А потом спросит:

– Ну, как там Варя?

Варя! Янка закрутила тряпку покрепче на швабре, сама не замечая, что темные брови ее сошлись в одну черту. Варя! Очень надо думать про нее! Но думалось. Янка водила тряпкой по полу и вспоминала Варю.

Варя рассказывала про свои частые ссоры с мамой и все время говорила:

– Хоть бы она мужика себе нашла, может, поспокойнее стала бы…

Отца Варя не помнила, он их бросил еще до ее рождения. Варина мама его ненавидела и никогда про него ничего хорошего не говорила. Варя с ним общаться не хотела, радовалась, что похожа на маму, что от отца в ней нет ни одной черточки. А мама у Вари красивая, тут не поспоришь. Молодая, высокая, яркая: волосы черные, глаза синие. С Варей Янка вместе училась и в обычной школе, и в школе олимпийского резерва по легкой атлетике. Варя была настоящая спортсменка, работала на результат, а Янка – так, через пень-колоду. Тренеры на нее злились, Варя не понимала, но они все равно дружили, вместе ехали домой после тренировок. Хорошая была Варька. Пусть не самая близкая подруга, но настоящая, которой всегда можно позвонить, попросить помочь или поделиться с ней чем-нибудь, даже пожаловаться на Майку, если вдруг поссорились.

А потом мама с папой разошлись. Потому что папа нашел себе другую женщину. Варину маму. Наверное, теперь Варя счастлива. И Янкин отец дает ей карманные деньги, водит в кино по субботам, а по воскресеньям – на каток. Янка швырнула швабру и заорала на весь зал:

– Чтоб ты сдох!

Она сама испугалась этой мысли, но тут же повторила с каким-то злым наслаждением еще и еще:

– Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох!

– Ну, что ты грохаешь, что ты грохаешь, едрена масла!

– Папа!

– Не «папкай»! Что за дети пошли, трудно дверь придержать?

– Ничего с твоей дверью не станет!

– Татьяна! Ты поговори у меня, поговори! Она эту дверь делала? Что за манера – дверьми хлопать? Ты совсем их там не воспитывала?

Янке хотелось разбить эту чертову дверь о дедову голову. Подумаешь, дверью хлопнула! Может, у Янки темперамент такой? А он сразу всех собак на маму спустил! Пользуется, что она ничего ему ответить не может…

А почему не может? Янка помнила, что раньше, когда они приезжали сюда только на лето, мама легко вступала в перепалки с дедом и бабушкой, которая тоже ворчала на Янку с Ростиком и все время воспитывала: сядь нормально, убери локти со стола, не ковыряй в носу, как ты разговариваешь со старшими, не перебивай, не шаркай, не бери без спросу… И так без конца. Мама часто за них вступалась, говорила, что они всего лишь дети, и что воспитание не сводится к нотациям, и что-то еще в таком духе. По поводу воспитания моментально вспыхивали споры и ссоры. Но теперь мама всегда молчала. Вмешивалась, только если дед с бабушкой совсем уж перегибали палку. И сама все время напоминала детям, как надо себя вести: не перечить, не лезть куда не следует, спрашивать разрешения о каждой мелочи, о которой раньше Янка и не подумала бы спрашивать. Это же и их дом тоже! Их летний дом, они каждый год тут! С самого рождения! Но теперь Янка все время, все время чувствовала себя в гостях. Они просто в гостях. Они в гостях навсегда.

В конце сентября от второй бабушки, бабушки Лены, пришло письмо. Длинное, на трех страницах. Адресовано оно было всем сразу: Янке, Ростику, маме, бабушке с дедушкой. Бабушка Лена писала маме, чтобы она простила Андрея, не держала зла, раз так вышло, но ведь есть общие дети, и он по ним скучает… Бабушке и дедушке кланялась и тоже просила прощения за сына. Ростику писала, как они с дедушкой по нему соскучились и ждут в гости на Новый год и каникулы, и дедушка купил ему две новых настольных игры, ждет не дождется, когда можно будет в них с Ростиком сыграть. Для Янки был отдельный листок. И, взяв его, она ушла на крыльцо.

«Яночка, солнышко мое, – писала бабушка Лена, – если бы ты знала, как я по вам всем скучаю, все вспоминаю, какая ты была маленькая и как росла потом, как на 1 сентября мы тебя в школу провожали, а ты не хотела, чтобы тебе бантики завязывали. Яночка, ты прости его, хотя я сама его простить не могу, но ты дочка, ты должна простить. Сердцу ведь не прикажешь, с места не сдвинешь. Дорогая моя внученька! Приезжайте к нам хоть в гости, ты же знаешь, как мы с дедом вас любим. Все мое сердце по вам истосковалось, раньше ведь ты каждый день ко мне забегала. Мама, наверное, не захочет вас с Ростиком отпустить, но ты ей скажи, что мы дорогу вам оплатим, встретим, а если она забоится, то я и приехать за вами могу. Мы-то ведь не виноваты, что так у них получилось. Да и никто не виноват. Я тут ребят твоих часто встречаю, они все спрашивают про тебя, а что я им отвечу? Я и сама ничего толком не знаю…»