– Просто надо завести черного кота, – совершенно серьезно сказал Степан, – он нейтрализует все плохое.

– Правда? – удивился Шкатулкин. – Впервые об этом слышу.

– Ты еще молодой, – заявил начальник, пряча улыбку, – много чего не знаешь. Любовь Сергеевна, мы непременно разберемся, кто использовал имя Арины Виоловой. Это теперь и наше личное дело.

Примерно через час Степа, я и Юра сидели в кафе и обсуждали меню.

– Спагетти с белыми грибами в сливочном соусе, – обрадовалась я.

– Тысяча двести калорий. Дневная норма, – тихо сказал мужской голос.

Я удивилась.

– Степа! Ты озаботился количеством моей еды? По-твоему, я растолстела?

– В жизни не видел жирного комара, – рассмеялся муж. – С чем связан твой вопрос?

– Удивилась замечанию про калории, – пояснила я, – ранее ты никогда ничего подобного мне не говорил.

– Кто? – не понял Степа.

– Ты, – повторила я. – Я сказала: «Спагетти в сливочном соусе!» И услышала в ответ: «Тысяча двести калорий, дневная норма».

Муж изумился.

– Понятия не имею о калориях! Никогда их не считаю.

– Понимаешь теперь, почему я поразилась?

– Я не говорил ни слова, – возразил супруг, – молча меню читал. Наверное, Юрка решил подшутить. Вечно у него голова всякой лабудой забита. Эй! Ау! Шкатулкин!

Парень оторвался от ноутбука.

– Да? Что случилось?

Я махнула рукой.

– Ничего! Мы в кафе. Оторвись от экрана. И не пугай меня сообщением о…

– Слушай, в твоем классе было всего двадцать пять человек, – перебил меня Юра. – И тринадцать из них на данное время уже умерло, причем не своей смертью.

– В годы моего детства район, где я жила, считался весьма неблагонадежным, – вздохнула я, – бараки плюс пятиэтажки самой дешевой серии. В округе было несколько учебных заведений. Наше располагалось в центре микрорайона, который местные называли «гадюкинский квартал». Это было самое дно. Ниже падать некуда. У большинства ребят не было отцов, они спились, сидели на зонах, умерли от наркотиков, алкоголизма. Кое-кого воспитывали бабушки, потому что мамаши, как, например, моя, сбежали из семьи или оказались там же, где и отцы. Милиция к нам во двор прикатывала несколько раз в день. Шесть домов стояло прямоугольником, внутри был двор. Что у нас там творилось по выходным и праздникам! Утром-днем тишина, только дети носятся. В районе шести вечера мужики садились играть в домино, пили пиво, куда втихаря от жен подливали водку… Часов в девять начиналась драка, стенка на стенку. Большинство баб сначала визжало, потом кидалось заступаться за своих. Конечно, не все жены так себя вели, и не все мужья напивались до зеленых чертей. Но алкоголиков и красавиц со скалками в руках было много. Вот моя тетка Раиса никогда ничего крепче чая не употребляла. Она очень не хотела, чтобы я училась в ближайшей школе, пыталась меня пристроить в другую, на проспекте. Но ей там сказали: «Мест, простите, нет». Директора других приличных очагов знаний тоже отказывались брать к себе учеников из «гадюкинского квартала», боялись, вдруг маленькая паршивая овечка все стадо испортит.

– А-а-а, – протянул Юра, – ясно. В живых из вас сейчас осталось двенадцать человек. Ты, Любовь Сергеевна… Послушай, а почему она у вас оказалась? Семья приличная, богатая. Родители легко могли отправить девочку в нормальную школу.

– Не знаю, – пожала я плечами, – никогда не думала на эту тему. И правда, странно. Гасконину могли устроить в английскую спецшколу. Хотя у нас, кроме Любы, было еще несколько детей из богатых семей. Я уже говорила про лучших подруг одноклассницы. Я тогда не задумывалась, почему они сидят с ней в одном классе, по какой причине их не отправили в школу на проспекте?

– Значит, так, – забормотал Юра, – яблоко от яблони далеко не падает, некоторые ребята пошли по стопам родителей, они увлеклись водкой, семеро попало на зоны. Результат: смерть от туберкулеза, алкоголизма, увечий, полученных в драках, от передозировки наркотиков. Итог: тринадцать покойников. Что с остальными? Про тебя и Любу мы знаем. Остается десять.

– Проверяешь наш класс? – уточнила я.

Шкатулкин попытался пригладить пятерней вечно торчащие вихры.

– Я рассудил так. Кого хотели дурацкой книгой уесть? Тебя или Любу? Быстренько проглядел содержание «романа», о Таракановой там нет ни слова, речь идет исключительно про семью Гаскониных. Автор утверждает, что они ни на миллиметр не дворяне. Самозванцы. Дед Любы носил фамилию Какашин.

– Не очень благозвучную, – хихикнул Степан.

– Во-во, – кивнул Юра, – и когда у Николая Сергеевича, напомню еще раз, это дед нашей Любы, родился сын, он записал его как Гасконина. Даже в советские годы разрешалось менять паспортные данные, если они звучали грубо или вызывали насмешки. Какашин из этого ряда. Себе Николай Сергеевич паспорт не исправил, так и умер с родительской фамилией, а сына решил избавить от издевок. Женился Сергей на Ксении Дрыгайноговой.

– Прямо невезение им с фамилиями, – засмеялся Степан, – «балерина Дрыгайногова» не самая удачная реклама на афише.

– Танцовщица стала Гаскониной, – продолжал Юра, – но не сразу. В смысле, замуж она не в ранней юности вышла. Сначала танцевала в театре, затем улетела в Мексику.

– Куда? – удивилась я.

– В Латинскую Америку, – уточнило наше компьютерное чудо, – Ксения там несколько лет работала, считалась звездой. Ее до небес превозносили, пресса от восторга заходилась. «Гениальная, потрясающая, божественная»… Вот уж не думал, что в советское время кто-то мог работать за границей. Кроме дипломатов.