Шрифт:
Они не отказались – наоборот, согласились без колебаний.
Джейн сердцем чувствовала, что с самого первого дня знакомства правильно поняла их, что на них можно положиться в критической ситуации. Но эта готовность помочь тронула ее до слез, хотя после похорон Ника она мысленно поклялась себе не плакать и запретила сомнения и проявления слабости, пока в деле не будет поставлена точка.
Вместе с мальчиком она оставила в Калифорнии часть себя. Когда Трэвиса не было рядом, у нее возникало ощущение, будто она лишилась жизненно важного органа.
Вернувшись в Виргинию, она продала дом, перевела все свои вложения в деньги и спрятала их в месте, к которому имела доступ только она сама. Расследование приостановилось, и ее враги, видимо, решили, что она смирилась с поражением, – а когда поняли, что она снова вышла на след, принялись неустанно разыскивать ее.
Они проговорили два часа, попивая вино, под «Windham Hill» и посапывание собак у камина, но к событиям в Филадельфии больше не возвращались. На ночь Джейн ушла в комнату Трэвиса. Джессика хотела постелить ей в свободной комнате, но было невыносимо думать, что рядом не будет ее мальчика, – ведь скоро она вновь пустится в путь, совсем одна.
Ей не хотелось ложиться рядом с сыном и будить его. Она села в кресло, положила вытянутые ноги на скамеечку, завернулась в одеяло и стала смотреть на Трэвиса в свете ночника.
Теперь она жила только ради мести и этого драгоценного ребенка. Да, она получит наслаждение от мести, но если придется умереть, то единственной правильной смертью станет смерть за него.
Некоторое время она не могла уснуть из-за наплыва воспоминаний…
Январский день. Она сидит за компьютером и собирает истории о невероятных самоубийствах, просматривая сайты местных газет – от побережья до побережья, – потому что многие странные случаи не нашли освещения в общенациональных средствах массовой информации.
Трэвис сидит в своей комнате и строит что-то из деталей лего. Он потерял интерес к играм после смерти Ника, и его нынешняя упорная привязанность к лего – это либо первый шаг назад, к нормальному детству, либо попытка выразить без слов свой страх и свое ощущение беззащитности в мире, который забрал у него отца.
Трэвис появляется в дверях ее кабинета, с горящими глазами, серьезным видом, и спрашивает:
– Мама, что это значит?
Она отрывается от компьютера:
– Ты о чем?
– «Над сад». Что это значит?
– Может, какой-то сад?
Он хихикает и несется к себе, топая по коридору.
Джейн недоумевает, но при этом очарована и полна надежды, потому что вот уже несколько недель не слышала его смеха.
Минуту спустя он возвращается:
– Нет, неверно. Надсат – это одно слово. Можно мне молока-плюс?
– Молока плюс что, малыш?
– Не знаю. Подожди. Выясню.
Хихикая, как и прежде, он снова бежит в свою комнату.
Надсат, молоко-плюс… Голова Джейн занята подробностями невероятных самоубийств, она озадачена тревожными и загадочными записками, оставленными кое-кем из покончивших с собой, но понемногу в памяти всплывают воспоминания о временах, которые теперь кажутся древними, как эпоха Цезаря, – о годах учебы в колледже.
Она встает с офисного кресла, и тут мальчик прибегает снова, воодушевленный до предела.
– Мистер Друг говорит, ты знаешь, что такое молоко-плюс.
Да, теперь она вспомнила. Ей девятнадцать, в этом году она заканчивает колледж по ускоренной программе и находится под впечатлением от романа Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин». Роман, рассказывающий о будущем обществе, которое быстро скатывается к хаосу и жестокости, повлиял на выбор профессии – она пошла в правоохранительные структуры.
В этой книге надсат – диалект, на котором говорят молодые английские головорезы, созданный из румынских, русских и детских словечек, произносимых с цыганскими интонациями. В молочных барах подают молоко с разнообразными наркотиками. Опоенные наркотиками сверхжестокие головорезы называют себя друзьями.
Вставая на ноги в своем кабинете, Джейн чувствует тревогу.
В дверях стоит Трэвис, пребывающий в состоянии невинного удовлетворения; он не понимает, что следующие его слова сеют в ней хватающий за сердце трепетный страх.