– Я потеряла его четыре месяца назад. Мы были женаты шесть лет.

– Милая, – сказала Гвин, – вы, вероятно, были совсем ребенком, когда выходили замуж.

– Вовсе нет. Двадцать один год. Свадьба состоялась через неделю после того, как я окончила Академию в Куантико и была направлена в ФБР.

Гвин удивленно посмотрела на нее:

– Вы служите в ФБР?

– Если только вернусь туда. Сейчас я в отпуске. Мы познакомились, когда Ник был в командировке, приписан к Командованию боевых разработок морской пехоты в Куантико. Это не он за мной приударял, а я за ним. Я никогда не видела мужчины красивее его, а уж если мне чего захочется, я становлюсь упрямой как ослица. – Она удивилась сама себе: сердце екнуло, голос дрогнул. – Эти четыре месяца иногда кажутся четырьмя годами… а потом вдруг четырьмя часами. – Джейн сразу же ужаснулась собственной нетактичности. – Черт, простите. Моя утрата не так свежа, как ваша.

Отмахнувшись от извинения и не скрывая слез, Гвин сказала:

– На следующий год после свадьбы – мы поженились в восемьдесят третьем – Горди был в Бейруте. Тогда террористы взорвали казарму морпехов, убив сто двадцать человек. Он так часто бывал в опасных местах, что я тысячу раз его хоронила. Я считала себя готовой к тому, что офицер в парадном мундире принесет мне извещение о его гибели. Но я не была готова к тому… что случилось.

В новостях сообщалось, что в субботу, меньше двух недель назад, когда его жена уехала в супермаркет, Гордон вышел через заднюю калитку в заборе и пошел по склону холма к озеру. При нем было помповое ружье с пистолетной рукояткой. Он сел возле самой воды, спиной к высокому травянистому берегу. Ружье было короткоствольным, и он легко дотянулся до спускового крючка. Рыбаки, сидевшие в своих лодках, показали, что он выстрелил себе в рот. Когда Гвин приехала из магазина, улица была заполнена патрульными машинами, а дверь дома открыта, и ее жизнь навсегда изменилась.

– Вы не будете возражать, если я спрошу?.. – начала Джейн.

– Мне очень больно, но я не сломлена. Спрашивайте.

– С ним точно никого не было, когда он шел к озеру?

– Никого. Соседка видела его – шагал один и нес что-то. Только она не поняла, что это было ружье.

– А рыбаков, которые дали показания, проверили?

Гвин недоуменно посмотрела на нее:

– Проверили – на что?

– Может быть, ваш муж шел на встречу с кем-то. Может быть, он взял дробовик для защиты.

– И может быть, это было убийство? Невероятно. Поблизости находились четыре лодки. По меньшей мере шесть человек видели это своими глазами.

Джейн не хотела задавать следующий вопрос, – могло показаться, что она сомневается в прочности их брака.

– А ваш муж… Гордон впадал в депрессию?

– Никогда. Некоторые отказываются от надежды. Горди всю жизнь носил надежду с собой – оптимист из оптимистов.

– Очень похоже на Ника, – сказала Джейн. – Каждая проблема становилась вызовом, а он любил вызовы.

– Как это случилось, милая? Как вы его потеряли?

– Я готовила обед. Он пошел в ванную и долго не появлялся. Я нашла его в ванной полностью одетым. Он воспользовался своим боевым ножом: вонзил его в шею так глубоко, что перерезал левую сонную артерию.

Зима выдалась влажной из-за прихода Эль-Ниньо, во второй раз за последние пять лет. В остальные три года количество осадков не превышало норму. Из-за климатической аномалии засуха в штате прекратилась. По утрам за окном было темно, как вечером. Озеро внизу – прежде гладкое, как стекло, – под напором ветра покрылось белыми чешуйчатыми бурунами, напоминая огромного змея, задремавшего перед неизбежной грозой.

Гвин вынимала булочки из духовки и ставила противень на сушилку, чтобы они остыли. Тиканье настенных часов, казалось, стало громче. В последние месяцы разнообразные часы время от времени терзали Джейн. Иногда ей казалось, что она слышит слабое тиканье своих наручных часиков. Постепенно звук становился невыносимым, так что Джейн снимала часы и засовывала в бардачок машины, а если это происходило в мотеле, клала их в кресло в другом углу комнаты, накрывала подушкой и доставала только при необходимости. Даже если ее время истекало, она не хотела, чтобы ей постоянно напоминали об этом.

Гвин налила в чашки свежезаваренного кофе, и Джейн спросила:

– А Гордон не оставил записки?

– Ни записки, ни эсэмэски, ни голосовой почты. Не знаю даже, расстраиваться или радоваться.

Она поставила ковшик обратно в кофеварку и снова устроилась на стуле. Джейн старалась не замечать часов; те стали тикать громче, но это явно было игрой ее воображения.

– Я держу блокнот и авторучку на туалетном столике у себя в спальне. Ник взял их, чтобы написать прощальную записку, – можете себе представить?

Ужас, исходящий от этих четырех предложений, леденил сердце Джейн каждый раз, когда она вспоминала их. Она воспроизвела их по памяти:

– «Что-то со мной не так. Мне нужно. Совершенно необходимо. Мне совершенно необходимо умереть».

Гвин поставила чашку, так и не сделав ни глотка.

– Чертовски странно.

– Я подумала так же. И полицейские с судмедэкспертом, кажется, тоже. Первое предложение было написано обычным для него плотным аккуратным курсивом. Но дальше слова становились все менее разборчивыми, словно он с трудом двигал рукой.