– Спасибо, донцы! – поклонился станичникам Черебрин ской. – Поклон Дону! Догадывались мы о многом, а теперь все ясно. Скажи, сколько легких пушек захватил турский паша и сколь у него войска?

Ермак неторопливо, толково пояснил. Суровый взгляд воеводы перебежал на подьячего.

– Что жмуришься, яко кот. Пиши! – приказал он. – А вы, казаки, с дороги отдохните, а потом обсудим, что дале! Так, что ли?

– Так! – за всех согласился Ермак.

– Андрейка, сведи казаков в избу, накорми, напои да в баню их, пусть испарятся! – Воевода огладил седеющие усы и, подойдя к Ермаку, сказал: – Люб ты мне! – И остальным донцам: – Любы, братцы-донцы!..

Казаки ушли, а Черебринской опустил голову, задумался. Знал он, что турки собираются на Астрахань, но смущало другое: почему обычно заходившие в город турские и бухарские корабли сейчас дошли только до устья Волги и выжидательно стали на приколе?

«Почему они на Астрахань не жалуют? Неладное, видать, затеяли! – тревожился воевода. – А ногайцы и того хуже – кишмя кишат подле крепости, на торжках да в караван-сараях много чужого люда появилось. Ну, теперь погоди, не так дело повернется!» – Воевода тяжело заходил по комнате:

– Ты, Максимка, кличь приставов! Очистить город от вражьего племени!..

В тот же день на крепостном валу усилили караулы, по улицам и базарам засновали конные разъезды, которые хватали всякого подозрительного и вели на допрос.

Когда казаки умылись и насытились, их потянуло ко сну. Но спать не пришлось: в слюдяных оконцах вдруг зарделось зарево.

«Пожар», – тревожно догадался Ермак и распахнул оконце. Над городом пылали языки пламени.

– Что случилось? – спросил он приставленную к донцам стряпуху. – Горит, а набата нет?

Баба спокойно отозвалась:

– Посады палят. Ногайцев набилось видимо-невидимо, за лето понастроили без спросу хибар. Вот и выжигают нечисть!

Ермак натянул кафтан на широкие плечи, привязал саблю:

– Пойдемте, братцы, поглядим.

Казаки пешком обошли город. Как быстро все переменилось! Базар опустел, затих, вокруг стало пустынно. На окраине с треском пылали мазанки. Здоровенные бородачи-стрельцы, напирая на ордынцев, гнали их прочь от города:

– Кто дозволил вам быть тут?..

На улицах взволнованно жался народ, бирюч выкрикивал:

– Торговым людям, кто бы он ни был и какой веры ни значился, ущербу не будет. Русь торговала и торговать будет со всеми. А ныне Астрахань – крепость русская, и лишнему человеку тут не место. А ворам и злодеям, кто замыслит измену, – смерть!

На другой день и впрямь поймали переметчиков-ногаев, которые добирались со складов с зельем и хотели поджечь их. Ногайцев допросили и повесили на устрашение врагам. Усилили караулы. На валах темнели жерла пушек, расхаживали стрельцы с бердышами. И всю ночь на башнях крепости перекликались караульные:

– Славен город Москва!

– Славна Астрахань!

– Славен Нижний Новгород!

В темноте да в тишине перекличка звучала торжественно и строго: чуялось, что в крепости действует сильная и крепкая рука.

Ермак с казаками приметили, как дородный и ладный Черебринской на своем высоком и сером аргамаке объезжал остров и поторапливал стрельцов:

– Живей, живей, служивые! Нам ли бояться орды? Стояли и стоять будем на русской земле!

Вечером над Астраханью появились крикливые стаи воронья; они унизали кресты церквей, деревья, частоколы крепости. От их карканья становилось тошно на душе.

– Точно на падаль слетелись, – с досадой сказал Ермак. – По всему видать, Касим-паша близко!

Догадка подтвердилась. На берегу Волги стрельцы подобрали паромщика Власа. Он лежал уткнувшись лицом в землю, а между худых лопаток торчала оперенная стрела. Старик тяжело дышал и, когда его поднимали, вымолвил:

– Понуждали переправить дозорных, а я паром угнал. Да не уберегся малость. Ну что ж, пожил свое и на том хвала господу!

Старика не донесли до крепости – скончался в дороге.

На закате над Волгой разнесся шум. Толпы народа вышли на вал и на берег реки. Над степью плыли тучи пыли – тысячи турецких, татарских и ногайских конников тянулись по прибрежной дороге. Доносились гортанные голоса и ржание коней.

В народе гомонили:

– Касим-паша идет…

– Добрался, окаянный, до Волги, теперь коней напоит в русской реке!

В толпе стоял Ермак и вместе с другими кипел гневом.

– Пришел Касим-паша с конями на Волгу, а уйдет без них, – твердо выговорил он. – Конец ему тут! Стояла и будет стоять здесь русская земля!