Шрифт:
– Сейчас посмотрю… Есть! – удивленно откликнулась Карина.
– Теперь заверни деньги в полиэтиленовый пакет и засунь в банку. Быстро!
Наверное, это было непросто – впихнуть в неширокое горло триста купюр. Но она впихнула.
– Дальше что?
– Уложи банку в пластиковый пакет.
– Уложила.
– Какого цвета?
– Зеленого. Фирма «Аквариус».
– Ты одета?
– Да.
– Сколько времени понадобится тебе, чтобы выйти на лестничную площадку?
– Ну… Две минуты.
– Даю тебе три. Подойди к мусоропроводу и брось пакет туда. Если просрочишь – жди повестку в ФСК. Все! Время пошло.
Он повесил трубку и метнулся вон из подъезда. Стометровку до бункерной он преодолел меньше чем за минуту. Из нижнего обреза трубы мусоропровода шмякнулась в подставленный контейнер бутылка из-под шампанского, прошелестела гроздь банановой кожуры вместе с пластиковым стаканчиком из-под йогурта. Зеленого пакета не было. Он заглянул в контейнер. Это был роскошный натюрморт из смятых пестрых коробок, цветастых облаток, упаковочной фольги. Неужели не сбросит? Оставалась минута до условленного срока. Еремеев обвел взглядом бункерную. Никогда бы не подумал, что в таких стенах будет решаться его жизнь…
В трубе зазвенело бьющееся стекло, и в контейнер упал сверток. Пакет! Зеленый!
Он вытряхнул осколки банки и вытащил из пластикового пакета тугой сверток зеленых купюр. В карман не засунешь. Куда? Пустячок, который он не предусмотрел, мог сорвать сейчас всю операцию. Попробуй выйди им навстречу с такой пачкой.
Джинсы – самая неудобная в мире одежда. В карманы джинсовых брюк запихнешь разве что носовой платок…
Он сунул доллары в пустую коробку из-под «Педигрипала» и бросил ее под угловой контейнер. Выскочил из бункерной. Вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице. Они уже катились ему навстречу – два взмокших амбала, ухватываясь на поворотах за перила. Еремеев вжался спиной в стену, и они пронеслись мимо него, как два запаленных волкодава. Он успел запомнить лицо переднего: осклабленные золотые зубы под навесом черных усов.
«Давайте, ребята, давайте, носы только не расшибите, бультерьеры хреновы…»
Он поднялся на третий этаж, открыл неопломбированный пожарный шкаф и сунул ключи от почтового ящика в зев крана-гидранта. Спустился вниз вместе с компанией возмущенных жильцов: «Опять лифты встали! И жаловаться некуда и некому…» Бультерьеры рыскали вокруг дома. Потом побежали зачем-то к троллейбусной остановке. Он вошел в бункерную и нащупал под контейнером пакет из-под собачьего корма. Доллары лежали на месте.
Еще раз отыскав взглядом фигурки неудачливых охотников, он ринулся в противоположную сторону – в лабиринт складских заборов и подъездных железнодорожных путей. В пустом товарном вагоне пересчитал пачку. Слава богу, не «кукла». Почти новые «франклины» девяностого года.
Он вышел к бывшему Дворцу водного спорта, а теперь дельфинарию и позвонил из фойе.
– Карина? Я все получил. Спасибо. Спустись на третий этаж, там в пожарном шкафу ключ от почтового ящика. Прямо в кране, завернут в конфетный фантик. Ключиком откроешь в подъезде почтовый ящик для заявок. Там найдешь то, что обещал. И… завязывай с этим делом!
Она молча швырнула трубку.
Глава шестая. Паук-птицеед
«Разожми зубы, гад! Дыши ровнее, ритмичнее… Ты же сейчас инфаркт схватишь! – командовал сам себе Еремеев, прислушиваясь к рывкам ноющего сердца. – Расслабься! Согрей лицо ладонями… Так. Чего распсиховался? Все как надо. Все прекрасно. Просто замечательно! Вон на подоконнике пачка “капусты” – тридцать тысяч долларов – пропуск в новую жизнь. Жизнь без нервотрепки, без будильников и начальства, без просьб отстегнуть до зарплаты десять “штучек”. Живи не хочу. Плыви, лети, кати на все четыре стороны. Свобода, бля, свобода, бля, свобода… Так, теперь, кажется, поется?
Свобода… А ведь в самом деле – свободен».
Расслаблены мышцы лица и тела. Сердце бьется ровно, ритмично, замедленно…
«Перенервничал, конечно, с этой чертовой “зеленью”. Нервы ни к черту…
Главное, определить причину стресса – и тогда отпустит… Вот уже отпускает…
Мое сердце бьется спокойно и ровно…
Операцию провел на пять баллов. Все было продумано и проведено четко. Объявляю вам благодарность, капитан Еремеев. Вот только девчонку жалко. Уберут. Засветилась. Тридцать тысяч не пожалели, но ее спасли… Уберут – факт. Красивая. Жалко. Наверное, и сама не знала, что так быстро все для нее кончится. Сама виновата. Деньги больше жизни любила. Глупая. Двадцать лет. Девчонка еще. Уберут. И очень скоро. Может быть, даже этой ночью».
Еремеев встал и прошел на кухню за валокордином, хранившемся в холодильнике. Сердце не на шутку расходилось.
Дурак. Спать ложиться надо вовремя. Курить бросить. Нормально жить и питаться.
Губы слегка обожгло пряной хвоей… Присел на подоконник. Окно на двадцатом этаже не горело. Может, уже прикончили?
Рука потянулась к телефону.
«Не делай глупости!..
Только проверю – жива или нет?
Наверняка жива. А свет не горит, потому что уже второй час.
Но по “ящику” сейчас забойный фильм. Вон у соседей окна болотными огоньками синеют. Пол-Москвы смотрит.