И всё-таки жизнь бесконечна
вернуться

Ефремов Борис
Шрифт:

Я один согрешил пред Тобою…

Читая Великий Канон

преподобного Андрея Критского

Я один согрешил пред Тобою,Как никто никогда не грешил.Я, рождённый Твоею любовью,Без любви свои годы прожил.Твой великий спасительный дар яЗабывал в запустенье глухом.Что безумно любовью считал я,Непростительным было грехом.Все запреты Твои я нарушил,Оправданьем Твоим пренебрёг.И давно умертвил мою душуХолод гневных язвительных строк.Были дни мои ночи темнее,Были ночи кошмарнее дня.Никого нет на свете грешнее,Никого нет безумней меня.Мне, наверно, не будет прощенья,Очень редко я думал о нём.Но во имя былого крещеньяПовторяю я ночью и днём:Ради той благодатной минуты,О которой я тоже забыл,Ты прости, что я злобствовал люто,Что себя самого я убил.И хоть это, наверно, не новоИ от века у нас на Руси —Ты услышь моё смертное словоИ для жизни меня воскреси!

Толерантность – это бесталанность…

Толерантность – это бесталанность.Только бесталанный человекБессердечие и бестаранностьВ умершей душе несёт весь век.Только бесталанный не услышитСтонущую, но чужую боль,Потому что по-мещански дышитВоздухом, наполненным собой.Только бесталанный не заметит,Что единство – выдумка одна,Потому что есть на белом светеНеслиянно Бог и сатана.Бесталанный скажет: мир придуман,Чтобы всё в нём жило и цвело,И счастливо улыбнётся дурень,И благословит добро и зло.И живёт, и знать о том не знает,Что в сегодняшней нахальной мглеВ битве с ложью кровью истекаетПравда на свихнувшейся земле.Бесталанному большая радость,Что в обнимку все, кому не лень.А ведь тут не радоваться надо,Порознь существуют свет и тень.Толерантность, если с точки зреньяСовести, что, как родник чиста, —Это бесконечное терпеньеВ бой идти за Истину Христа.

Трещал костёр. Бесился ветер грубый…

Трещал костёр.Бесился ветер грубый,По небу развевая звёздный шарф.И поднимались маленькие груди,Прохладным мятным воздухом дыша.И я пьянел, не подавая вида,И проклинал себя и немоту.Ты знаешь, Ида,Ты не знаешь, Ида,Что без тебя я больше не могу.И только иногда, совсем нечаянноОна ловила мой влюблённый взглядИ, словно ничего не замечая,Смотрела на вечерний звездопад.В её глазах, синея и сверкая,Как в море отражался небосвод.Она была такая неземнаяВ холодном блеске августовских звёзд.Весёлая, загадочная, строгая,Девчонка из космической дали!Нам встречу приготовили дороги,И эти же дороги развели.Я до сих пор на молчаливость сетую,И, вспоминая ночи у костров,Ищу твою далёкую планету,Затерянную в сонмище миров.

Пир во время чумы

Безбожный пир, безбожные безумцы!Вы пиршеством и песнями развратаРугаетесь над мрачной тишиной,Повсюду смертию распространённой!А.С. ПУШКИН. «Пир во время чумы»
Я вновь у Пушкина перечиталТрагедию о горестных безумцах,Устроивших в разгар болезни страшнойВесёлый пир, шумливый и беспечный.Уже который день с утра до ночиНа улице, заставленной столами,Они смеялись, пили, песни пели,Угрозами небес пренебрегая;А рядом в колымагах провозилиТех, кто с земною жизнью распрощался,Кого чума безжалостно скосила.Им это – только большего задораИ дерзости, и силы придавало.И слёзно умолявший их священникНе мог остановить напор бесчинства —Пир с каждым часом жарче становился…Ах, Пушкин, Пушкин! Что ты напророчил!Ведь то, что написал ты – не отрывокИз драмы неизвестной нам, английской,А предсказанье нашей русской доли,И может быть, не только нашей, русской,А всепланетной, общечеловечной,Которая, лишь внешне изменяясь,Преследует народы, государстваИ больше всех – родную нашу Русь.Когда землетрясенье и цунамиОбрушились ударом беспощаднымНа тихое японское местечкоС названьем безобидным Фукусима;Когда под сатанинскою волною

Конец ознакомительного фрагмента.