Как только 2 января 1992 г. были отпущены цены, магазины наполнились достаточно широким ассортиментом продуктов питания. Откуда же взялись продукты? Может быть, кто-то из реформаторов за ночь успел привести в Россию эшелоны с продовольствием? Да нет, просто производители и торговцы, заранее зная об отпуске цен, придерживали товары до этого момента. «В течение трех-четырех месяцев прилавки опустели, – напоминает академик Л. Абалкин, – а складские помещения и оптовые базы (в ожидании “свободы”) были переполнены государственными запасами. Такова правда, но почему-то никто не хочет писать об этом» [1, с. 211]. Не хотят, потому что это противоречит утверждению о том, что реформаторы «спасли Россию от голода».

В последние недели 1991 г. российские СМИ пестрели сообщениями – то в одном месте, то в другом обнаружены очередные тайные хранилища, (склады, контейнеры, рефрижераторы, грузовые вагоны, автотрейлеры и пр.), в которых были припрятаны те или иные продовольственные товары. Не было никакого товарного голода в России, но зато был могущественный теневой рынок. Подчеркивая заслуги реформаторов в отпуске цен, недавно об этом напомнил и Е. Ясин: «Именно это Гайдар и сделал в первую очередь, и прилавки магазинов, если кто не помнит, сразу начали наполняться» 29 . Действительно, кто-то может сегодня уже и не помнит о «чудесном» превращении пустых прилавков в полные, но для большинства россиян среднего и пожилого возраста этот эпизод прочно отложился в памяти.

Приведенный в защиту Е. Гайдара довод Ясина – типичный пример явления, которое в психологии называется «автоматической ошибкой мышления». Стоит рассмотреть этот аргумент наиболее авторитетного и последовательного защитника реформ подробнее. З. Фрейд в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» описывает ситуацию, в которой речь идет о сватовстве, за которое посредник (по-русски, сват) получает свой гонорар. «Жених делает первый визит в дом невесты вместе с посредником, и в то время как они ожидают в гостиной появления семьи, посредник настойчиво обращает внимание жениха на стеклянный шкаф, в котором выставлена напоказ серебряная утварь. “Взгляните сюда. По этим вещам вы можете судить, насколько богаты эти люди”». – «А разве невозможно, – спрашивает недоверчивый молодой человек, – что эти вещи были взяты взаймы только для этого случая с той целью, чтобы произвести впечатление богатства?» – «Ну как вам такое могло придти в голову, – отвечает, возражая, посредник, – разве можно доверить этим людям что-нибудь?!» [20, с. 233].

«Посредник настолько увлекается рвением уверить молодого человека в богатстве этой семьи, – резюмирует З. Фрейд, – что, желая оказаться правым в одном только пункте доказательства, приводит такой довод, который уничтожает все его старания. Автоматизм мышления берет верх» [20, с. 234].

Подчеркивая заслуги Е. Гайдара в том, что он проявил смелость и отпустил цены, что позволило продуктовым магазинам наполнить прилавки, Е. Ясин, конечно же, прав. Хотя отпуск цен – рутинная процедура в переходе от планово-распределительной экономики к рынку. Но этот довод уничтожает все старания защитников реформ доказать, что реформаторы спасли Россию от голода. Тот, кто сегодня пытается уверить общество в положительной деятельности российских реформаторов, попадает в положение фрейдовского посредника. Надо хвалить, хотя хвалить не за что.

Да и резкое подорожание продуктов питания, вызванное отпуском цен, не было чем-то неожиданным для населения. В позднесоветский период цены росли постоянно не только неофициально (пересортица, изменение артикулов и т.д.), но и официально. Так, весной 1990 г. в 3 раза повысились цены на хлеб и в 2 раза на остальные продовольственные товары. В апреле 1991 г. правительство В. Павлова провело очередное значительное повышение розничных цен на продовольствие.

Обойтись без голода удалось не благодаря Гайдару, Чубайсу и Коху, а благодаря характерному для русских мощному, можно сказать, даже беспримерному, инстинкту выживания. Население в нашей стране традиционно само кормит себя. Даже спустя 18 лет после начала реформ, 90% (!) потребляемых овощей выращивается в личных и семейных хозяйствах граждан России. Эту цифру привела министр сельского хозяйства РФ Елена Борисовна Скрынник в своем интервью радиостанции «Эхо Москвы» 12 января 2010 г.

Тогда же, в 1992 и 1993 гг. население России привычно вооружилось лопатами и мешками с семенным картофелем. Многим еще памятна картина, когда среди пассажиров пригородных поездов в те годы доминировали тысячи горожан, вынужденных работать на садовом участке (на знаменитых «шести сотках» 30 ), так как появившиеся после отпуска цен на прилавках в магазинах продукты питания были недоступны для значительной части населения страны. На московских и ленинградских вокзалах пассажиры прибывающих в эти города поездов, как пригородных, так и дальнего следования, везли или для себя, или для своих родственников и знакомых, произведенные в «частном секторе» продукты питания.

Еще один парадокс экономических реформ заключается в том, что случаи массового голода были действительно зафиксированы в России, но только через пять-шесть лет после начала реформ (упомянем, в частности, широко известные в военных гарнизонах на Дальнем Востоке в 1996–1997 гг.).

Помимо спасения страны от голода необходимо сказать еще об одной «заслуге» реформаторов: в 1990-х годах Россия избежала гражданской войны. В своей книге «Гибель империи» Е. Гайдар задается вопросом: «Почему же гражданская война началась в Югославии, а не на территории бывшего СССР?» – и отвечает так: «На этот вопрос точного ответа не знает никто». При этом несколькими абзацами выше ответ все же предлагается в его полемике с Э. Тоддом, который в своей монографии характеризует экономические реформы в России как «предельно жестокую и бестолковую либерализацию» [19, с. 175–176]. Возражая Тодду, Гайдар определяет свои реформы как «мирный роспуск империи и экономическую либерализацию… взаимосвязанность которых не могут понять левые западные интеллектуалы, прожившие жизнь в стабильных, демократических обществах» [5, с. 420]. Не оспаривая взаимосвязи между сравнительно «мирным роспуском империи» (если это заслуга, то она принадлежит М. Горбачёву) и «экономической либерализацией» (бесспорная заслуга Б. Ельцина, Е. Гайдара и А. Чубайса), следует все-таки указать на реальные причины не состоявшейся в начале 1990-х годов гражданской войны в нашей стране.

Население России в значительной степени израсходовало свой социально-психологический заряд, или, по терминологии Льва Гумилёва, свой ресурс пассионарности в 1988–1991 гг. – на свержение тоталитарного режима и приведение к власти Б. Ельцина. Скоропалительная приватизация и ее итоги застали общество, утратившее существенную часть своего протестного потенциала, врасплох. Люди внезапно обнаружили, в каком мире они очутились. Послешоковая всеобщая психологическая усталость и апатия – малопригодная основа для гражданской войны, опасность которой никогда не была сколько-нибудь реальной в 1990-е годы, ибо сами же россияне своими собственными руками создали эту власть. Даже многомесячные задержки заработной платы, ставшие практически нормой после начала реформ, не смогли вывести на улицу людей, деморализованных происходящим. А ссылка на Югославию совершенно неправомерна. В отличие от Югославии Россия не была искусственным послевоенным новообразованием, соединением различных примерно равных (или однопорядковых) по численности дюжины этнических и конфессиональных групп 31 . Как можно сравнивать, созданный Антантой на руинах Австро-Венгерской империи в ноябре-декабре 1918 г., конгломерат народов в облике Королевства Сербии, Хорватии, Словении и Македонии, получивший затем название – Югославия, с тысячелетней державой, в которой русские составляли более 83% населения? 32 Да и в исторической памяти россиян еще не стерлись ужасы Гражданской войны 1918–1921 гг. Иммунитет, приобретенный в тот трагический период нашей истории, долго не будет утрачен. При этом абстрактный характер этой пугающей перспективы подчеркивает ее надуманность. Ведь на вопросы «кто и против кого?» до сих пор никто из оракулов гражданской войны не может ответить.