К моему большому удивлению, он согласно кивает

— Знаю, что это дрянь и обязательно брошу. В следующем году.

— Те, кто так говорят, никогда не бросят. Хочешь что-то сделать — начни это делать прямо сейчас. Не жди понедельника, будто ты толстуха, которая собирается садиться на диету века.

Моя метафора его веселит. И я почти расслабляюсь, но в этот момент колесо дергается, начинает медленно ползти вверх.

Мне страшно. Мне так страшно! Может быть, я еще успею спрыгнуть? Шальная мысль заставляет меня потянуться к бортику, посмотреть вниз — и головокружение рушит последние попытки быть хладнокровной. Быстрее, чем понимаю, что происходит, сбрасываю цепочку и запрыгиваю на Рэма, будто он — мой волшебный единорог.

— Боишься высоты, Бон-Бон? — спрашивает он, пока я судорожно комкаю в кулаках его рубашку.

Бессмысленно отнекиваться, ведь я уже выдала себя с головой.

— Останови его, пожалуйста, — прошу я, почему-то уверенная, что моему доберману и это по силам. — Я хочу уйти. Я задыхаюсь, мне плохо, я сейчас… Меня сейчас стошнит!

Он ловит мои руки за запястья, удерживая в вертикальном положении, пресекая попытки уползти под скамейку. Клянусь, я почти готова это сделать, даже если при этом буду выглядеть жалко.

— Бон-Бон, — его взгляд гипнотизирует, — просто дыши. Вдох-выдох, и снова вдох-выдох.

Он начинает дышать и одобрительными кивками подстегивает следовать его примеру. Я подхватываю ритм, и это приносит облегчение.

— Не смотри по сторонам, Бон-Бон, — приказывает Рэм, когда мой взгляд непроизвольно соскальзывает на верхушки деревьев. — Смотри на меня.

— Раскомандовался, — шиплю я сквозь стиснутые судорогой зубы.

— Наслаждайся этим, детка, — подтрунивает он. — Я тебе не Тапок, чтобы вертеть меня по нарезной.

— Ты мне братик, — отвечаю я, концентрируясь на его глазах.

— Хрень собачья, Бон-Бон.

— Все равно, что ты думаешь, братик, — ерничаю я.

Он ухмыляется и медленно заводит мои руки себе за голову, немного жмурится, когда я хватаю его за волосы. Его ладони оказываются у меня на талии, и остаются там, хотя пальцы потрясающе крепко, почти до боли, впиваются в тело.

— А теперь посмотри на вид сверху, Бон-Бон. Он потрясающий.

Я отрываю взгляд от его гипнотического влияния — и понимаю, что схожу с ума.

Желтые шапки деревьев, подсвеченные золотом солнечного дня, сверкающие солнечными зайчиками высотки, безупречно голубое небо и пушистые облака на горизонте. Воздух пахнет терпкой осенью, каштанами, дымком над кучами листьев.

— Красиво, — выдыхаю я, ощущая острую потребность прямо сейчас, до одури надышаться этой осенью.

— Очень красиво, — отвечает Рэм — и я вижу, что он смотрит только на меня. — Безупречно.

Я моргаю, пытаюсь стряхнуть эту дурацкую паузу, сделать что-то, чтобы исчезло это странное двойное значение простых слов, потому что в эту минуту кажется, что говорит он вовсе не о том, как красива наша столица осенью с высоты пятидесяти метров.

— Больше не боишься, малышка? — спрашивает он неожиданно низким голосом, как будто ему стало не хватать дыхания.

Нужно придумать ответ. Что-то колючее, едкое, что-то, что убьет напряжение, но мысли путаются. И вкус осени на языке все больше становится похож на вкус его «ноты сердца», и хочется попробовать еще, и еще.

Телефон взрывается совершенно сумасшедшей стандартной мелодией. На экране — номер Кости. И кабинка колосе обозрения спускается вниз. Когда кабинка останавливается я быстро выскакиваю наружу и, отбегая на безопасное расстояние, отвечаю. К счастью, голова снова быстро включается в работу, и от странного романтического налета не остается и следа. Я снова в своей стихии: готова анализировать, слушать между слов и делать правильные выводы даже если их пытаются завуалировать.

— Что случилось с твоим номером? — беспокоится Тапочек после того, как мы обмениваемся приветствиями. — Я только сейчас получил твое сообщение.

— Я звонила, — «улыбаюсь» в ответ на его реплику.

— Я был занять, солнышко.

Мне хочется прямо сейчас, «в лоб» сказать ему, что я все видела, и что это его «занятие» не вызывает ничего, кроме отвращения, но молчание — золото. Я должна узнать до какой степени вранья он может дойти. Просто поставить перед фактом — не интересно. Мне нужно то, что даст повод его ненавидеть, потому что уже сейчас понятно, что разрыв не будет безболезненным. Мой идеальный умный, красивый и нежный принц вдруг оказался …

— Скажи ему, что он долбоеб, — довольно громко, наверняка с умыслом, чтобы услышал и Костя, говорит рядом доберман. — И что для разового траха можно найти кого-то посимпатичнее.

Я прикрываю трубку рукой, посылаю Рэму злой взгляд. Он прячет руки в карманы брюк, лениво покачивается на пятках, каждый раз нарочно близко наклоняясь ко мне.

— Что? — растерянно спрашивает Костя.

— Здесь шумно, — нарочно кричу я и снова отступаю назад, но Рэм идет за мной, изображая взявшего след хищника. И понятно, что отступать он не намерен. — Хотела спросить, когда ты уезжаешь. Я же должна тебя провести.