— Миша, милый, не могу больше, не гони!

— Ой, извини, малыш. Забыл, что к скорости — привыкнуть надо.

— А почему ты меня называешь «малыш»? Я не на много тебя не ниже ростом! Я — самая высокая была в классе! 175 см!

— Малыш, — улыбнулся Миша, — ты всегда будешь для меня — малыш. Девочка моя милая. Но, если не нравиться — не буду.

— Да нет. Пусть будет. Чувствую себя маленькой только. Но — защищённой.

Неожиданно, её слова погасили улыбку Миши. Взгляд его стал жёстким, звериным. Потом он посмотрел на неё, взгляд его на секунду смягчился. Но, как только он поворачивался к дороге — глаза опять становились холодными. Лицо — каменело. Маша тоже посмотрела.

— Флаги снимают. Траур, — сказала Маша.

— Они — ответят!

— Миша, ты обещал! Я — тоже тебя прошу — не лезь. Прошу, пожалуйста. Всё что угодно сделаю! Уволюсь, побегу за тобой, как дурочка, на край света! Всё, что угодно! Только не оставляй меня! Я понимаю, что моя просьба — ничто, но я — очень прошу!

Миша внимательно посмотрел на неё.

— Два, — резко бросил он, как боевой приказ. Тем же тоном, командным.

— Что? — не поняла Маша.

— Батя мне поставил условие — два сына. Поможешь?

— Хоть десять. От тебя — хоть десять. А на что условились?

— Пока не будет двух наследников — не видать мне дальнейшего, как своих ушей. Пока не будет двух Михалычей — Батю я не увижу.

— А на свадьбе он не будет? — расстроилась Маша.

— Надеюсь — нет. Иначе это будет не свадьба, а Сталинград. Отец патологически не умеет отступать. А что?

— Ты подумал, что я по службе интересуюсь? Нет, любимый. Я — не дурочка. Хотела познакомиться с великим и ужасным…

— Гудвином, — перебил Миша.

— Каким Гудвином? — удивилась Маша.

— Есть такой сказочный персонаж, — усмехнулся Миша. Со злорадством понимая, что это он у Бати заразился привычкой сбить пафос момента нелепой, неуместной шуточкой.

— Невоспитанный солдафон, — вздохнула Маша, гладя торпеду приборной панели ладонью, проведя пальцами по большому, сильно наклонённому, выпуклому сразу во многих направлениях стеклу, — перебил девушку. А я хотела познакомиться с твоим отцом. И — боялась.

— А чё — боялась-то? Он, вообще-то, мягкий и пушистый. Когда спит зубами к стенке.

— Шутишь всё, — вздохнула Маша, — а как не приглянусь я твоим родителям? Не понравлюсь?

— Головы не забивай! — рыкнул Миша, втискивая машину на 60 км/ч в просвет двух машин на перекрёстке, — Нравиться, не нравиться, спи моя красавица! Батина присказка. Мой выбор. Да, что я перед тобой? Слушай — правду! И — решай, пока не поздно! Отец и его лучший друг генерал Вишнин — тебя нашли. Выступили, как сваты. Они нас свели, как кобелька и сучку. Если бы ты им не понравилась — служила бы и дальше в райотделе. Какой области?

— Свердловской, — всхлипнула Маша. Слёзы бежали из глаз. Салон машины закружился перед ней, лобовое стекло и ряды машин за ним стремительно улетало вперёд, крутясь.

— Маша, Маша, Солнышко, тебе плохо? Прости, меня, дурака! Правда, солдафон! — машина приняла вправо, остановилась.

Хлопнула дверь, открылась дверь около девушки, сильные, настойчивые руки помогли выбраться из машины.

— Щас мороженку съедим, газировочки попьём, в теньке посидим. Не слушай меня, солдафона! Привык дрючить дубовых новобранцев! С девушками у меня — совсем никакого опыта.

— Почему? — тихо спросила Маша, усаживаемая на скамейку.

— Больной я, Маша. Немтырь. Молчун. Два слова связать не могу с девушками. «Бе-ме-кхе» — вот так разговариваю. Матерюсь только ловко. А в бою — только так и надо.

— Не заметила, — слабо улыбнулась Маша.

— Это я с тобой — болтун. Ожил. Ты моя индивидуальная, персональная Муза. Я тебе ещё песни петь буду и стихи писать. Только не бледней так, ладно?

Миша был так искренне напуган, так жалостлив его голос, что Маша ткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Миша гладил её волосы, дёргая волоски наждачкой дублённой кожи своих ладоней, причитал, успокаивал.

— А тебе не обидно? — Маша отстранилась, глядя в глаза Мише.

— Что именно?

— Что нас свели, как лошадей, как породистых собак? Для случки. Для улучшения породы?

— Какой породы? Маша? Я — немой сирота, которого Медведь подобрал на руинах Сталинграда, ты — детдомовская. Порода!

— У меня по бабкиной линии — князья. Дворяне.

— Акуеть! Ой, прости! И чё? Ну, совпало. Бывает. Ты не виновата, что предки — тунеядцы. Сама-то ты — не такая.

Маша даже разинула рот от удивления. «Улучшение породы»? Миша считает — ухудшение.