Шрифт:
Зверь совершил маневр простой и беспроигрышный: заложив широкую петлю, вернулся к собственному следу – в узкой лощине, где «Бураны» неслись не развернутым фронтом, а один за другим. Передний снегоход выпрыгнувший зверь опрокинул вместе с седоками. Два других ни отвернуть, ни затормозить не успели – врезались на полном ходу. Куча мала, беспорядочная и недолгая пальба… Все закончилось быстро – три покореженных машины и шесть растерзанных тел.
Оса все равно жалел, что не довелось участвовать в той погоне. Слепо верил в свою удачу – и она пока не подводила…
– Ну и как тебе Генульчик? – спрашивает Ирка, лихо работая кухонным ножом. Вареная картошка быстро превращается в ингредиент для русского национального блюда – салата оливье.
Наташа молча пожимает плечами. Ирина и не ждет ответа. У нее бескрайний круг знакомств, и ее хобби – сводить между собой самых разных людей. Просто так, для интереса.
Наташа молчит. Гена другой, не тот бесшабашный паренек, что был два года назад. Стал спокойнее и выдержаннее. Но нравится ей по-прежнему. Особенно на фоне Игорька.
Невысокий, но крепкий, Игорь на полголовы ниже Наташи. И как-то так получается, что никогда не смотрит в глаза, влажный оценивающий взгляд всегда упирается в ее грудь. Она не ханжа, она считает себя вполне современной и раскованной, но… Затертое выражение «раздевает глазами» тут не подходит, липкий взгляд Игорька давно ее и раздел, и ощупал, а сейчас просто- напросто…
Она не говорит ничего.
Вдруг выясняется, что поручать парням закупки к праздничному столу – дело безнадежное. Выпивка в избытке, но половины продуктов не хватает. Они с Иркой вытирают руки и выходят в комнату. Ребята заняты делом: Гена копается в электронных потрохах портативного телевизора – есть идея взять его в замок, встретить Миллениум, как положено, под бой курантов. Игорек помогает ему советами и параллельно смотрит по большому экрану «Иронию судьбы».
Короткий спор: кому идти в магазин. Игорек отговаривается незнанием здешних торговых точек, у Гены проблемы с «Электроникой», у Наташи пирог в духовке. Список и деньги берет Ирка, идет в прихожую. Игорь спешит за ней – он у них рыцарь, а на праздничных улицах столько пьяных… От двери оборачивается и похотливо подмигивает Генке. Наташа готова расцарапать ему физиономию. Уходят.
…Духовка пышет жаром, Наташа ловко выхватывает пирог и выкладывает на широкую кухонную доску – остужать. Простенький, из привезенного с собой слоеного теста, но вроде удался. Больше на кухне до возвращения посланных в магазин делать нечего, она выходит в комнату. Генка склонился над телевизором, в руке паяльник, лицо сосредоточенное. Поднял голову, улыбнулся:
– Что-то жутко вкусное там у тебя получилось… Я тоже сейчас заканчиваю…
Заканчиваю, и?.. Наташка чувствует, что лицо у нее красное. От духовки, конечно, это от духовки, но… Она отворачивается к застекленному шкафу, смотрит корешки книг. Мама всегда учила: хочешь лучше узнать человека, посмотри, что он читает. Хотя в наше время в таких шкафах чаще хранят видеокассеты…
Книги Наташе нравятся. Корешки потрепанны – стоят не для интерьера. Здесь же, за стеклом, две фотографии. Молодой парень в парадной форме, угол перечеркнут траурной ленточкой. На другой: кучка ребят на фоне танка – низкого, приплюснутого, обвешанного непонятными ей прямоугольными штуками. Крайний слева – Генка. Улыбается немного грустно, в руках танкистский шлем, короткие светлые волосы взъерошены. На дальнем плане тоже какая-то боевая машина, она в них не разбирается, – искореженная, опрокинутая, обгоревшая. И фоном – горы.
Он побывал там? – Наташка удивляется. Встретился ей не так давно один… герой чеченской кампании. В поезде, в плацкартном вагоне – возвращалась от родителей. Парень в камуфляже и лихо заломленном десантном берете, – всю дорогу пьяный. Кураж и бахвальство мешались в нем с лютой злобой ко всем окружающим – пославшим его рисковать жизнью и терять товарищей, а теперь, после геройского возвращения, не желающим принять его право на… Право на что он столь рьяно отстаивал, Наташа так и не поняла. Право на беспробудную пьянку? Или на рукосуйное приставание ко всем встречным девушкам, обязанным приласкать героя? Или право полезть драться со старичком-ветераном, намекнувшим, что пришедшие с великой войны вели себя скромнее? Разбушевавшегося вояку сняла с поезда милиция, а мрачное впечатление осталось… Герой-самозванец? Тыловая крыса, не нюхавшая пороху? А может и нет, на войне, как и в жизни, всякие люди встречаются…
Но вот Гена… Ведь если бы не случайный взгляд на фото…
…Маленький телевизор издает шипение и вдруг начинает петь голосом Милен Фармер. Наташа оборачивается. Картинка на экране вполне приличная, довольный Генка прикручивает панель на место.
Она показывает на снимок и спрашивает уже вслух:
– Ты был там?
Он подходит, смотрит на фотографию. Лицо мрачное. Отвечает коротко и глухо:
– Да.
Она понимает, что он ничего не хочет вспоминать. Что рассказа о подвигах и геройствах она не услышит. Она ничего не спрашивает. И, неожиданно для себя, кладет руки ему на плечи.
Серые глаза совсем близко, Фармер что-то поет о любви и одиночестве.
Нельзя так сразу… – пытается подумать Наташка. И опускает веки…
…Губы прильнули к губам. Руки скользят под тонким свитером. Удивительно нежные руки. Удивительно терпеливые. Как будто им и не пришлось два года ласкать убийственное железо там, где есть женщины-снайперы и женщины-беженки, – и нет просто женщин…
В голове – обрывки мыслей: что он подумает?.. так вот, в первый день… сейчас Ирка вернется… надо прекратить… как хорошо…