– Нет, - сказал первый нубиец.
– Я дал тебе две монеты по двадцать парасов, вот и верни мне две монеты.

– Но ведь в пиастре ровно сорок парасов*!

– Нет и нет! Взял две монеты - верни две монеты! Слово за слово, сначала поспорили, потом чуть не подрались. И решили оба идти к судье-кади, чтобы он их рассудил.

Долго бился с ними кади, пока уразумел, в чем дело. Еще дольше пытался примирить спорщиков. Наконец вышел из терпения, взял у второго нубийца пиастр, а первому отдал две монеты по двадцать парасов из своего кошелька.

– Теперь ты доволен?
– спросил кади.

– Слава Аллаху!
– воскликнул первый нубиец.
– Наш кади - золотой человек, справедливый. А главное - умеет считать!

Нубийская. 119, 107

Когда ходжа был в Сиврихисаре кази, пришли к нему красавицы. Вот одна и говорит:

– Эфенди, я заказала этой женщине сплести обыкновенную бечеву, а она начала прясть тонкие-претонкие нитки, вроде моих волос. Если она будет делать так, я отказываюсь от уговора; пусть она вернет мне деньги.

Так говоря, она кокетливо приоткрывала лицо и показывала ходже пряди своих волос.

Ходжа, в смущении призывая имя Аллаха, обернулся к другой женщине и спросил:

– Что ты скажешь на это?

А та, придав своему голосу дрожь и волнение, с жаром, как будто от гнева, отвечала:

– У нас уговор был насчет обыкновенных веревок для белья, толщиной вот с мой палец, и вовсе не требовалось плести веревки толщиной в кисть моей руки, говорила она и, чтобы доказать свою правоту, показала белоснежную руку...

Бедный ходжа остановил ее и, оглядев обеих с ног до головы, сказал, улыбаясь:

– Ну, девочки, столкуйтесь как-нибудь между собой. Ты, - продолжал он, обращаясь к ответчице, - немного толще пряди; только не натягивай так сильно, чтобы не надорвалось сердце вашего ходжи, как это только что было.

Красавицы засмеялись и ушли.

Турецкая, 25, 120

Рассказывают, что Джафар Бармакид однажды вечером разделял с ар-Рашидом [cxlviii] трапезу и ар-Рашид сказал ему:

– О Джафар, до меня дошло, что ты купил такую-то невольницу, а я уже давно стремлюсь купить ее, так как она прекрасна до предела и мое сердце занято любовью к ней. Продай мне ее.

– Я ее не продам, о повелитель правоверных, - ответил Джафар.

– Ну так подари мне ее, - молвил ар-Рашид. И Джафар сказал:

– Не подарю!

И тогда ар-Рашид воскликнул:

– Если ты не продашь мне невольницу или не подаришь мне ее, Зубейда трижды разведена [cxlix] со мной! И Джафар сказал:

– Моя жена трижды разведена со мной, если я тебе продам эту невольницу или подарю ее тебе!

А потом они опомнились от хмеля и поняли, что попали в великое дело, и были бессильны придумать какую-нибудь хитрость, и ар-Рашид воскликнул:

– Вот происшествие, для которого не пригодится никто, кроме Абу-Юсуфа! [cl]

И его потребовали, а это было в полночь, и, когда посланный пришел, Абу-Юсуф поднялся, испуганный, и сказал про себя:

"Меня призывают в такое время только ради какого-нибудь дела, постигшего ислам!"

И он поспешно вышел и сел на мула и сказал своему слуге:

– Возьми с собой торбу; может быть, мул не получил весь свой корм, и, когда мы приедем в халифский дворец, привяжи ему торбу, и он будет есть оставшийся корм, пока я не выйду, если он не получил всего корма сегодня вечером.

И слуга отвечал:

– Слушаю и повинуюсь!

И когда Абу-Юсуф вошел к ар-Рашиду, тот встал перед ним и посадил его на ложе с собою рядом (а он не сажал с собою никого, кроме него) и сказал ему:

– Мы потребовали тебя в такое время лишь для важного дела, и оно обстоит так-то и так-то, и мы бессильны придумать какую-нибудь хитрость.

– О повелитель правоверных, - сказал Абу-Юсуф, - это дело самое легкое, какое бывает! О Джафар, - молвил он, - продай повелителю правоверных половину невольницы и подари ему половину, и вы оба исполните таким образом клятву.

Арабская, 134, 102