К началу Первой мировой войны общее количество мусульман в Амурской области составляло уже 3486 человек (1,6% от общего числа населения). Задача сохранения лояльности мусульман актуализировалась для власти еще в годы Первой мировой войны. Существовали опасения, что могли повлиять на ситуацию, как и ранее (1806–1812, 1828–1829, 1853–1856, 1877–1878), открывшиеся военные действия с Османской империей, которой по-прежнему правил султан – халиф всех мусульман. Опасения большей частью не оправдались. Более того, не подлежащие призыву сибирские татары шли в армию добровольцами. Прибывшие мусульмане принимали присягу в присутствии прикомандированного при штабе Приамурского военного округа муллы.

В 1917 г. институт военных мулл был ликвидирован Временным правительством, но умма Приамурья к тому времени настолько окрепла, что смогла содержать служителей культа и без государственной поддержки, сняв с них одновременно и официальные обязательства поддерживать власть проповедями и наставлениями.

Период утверждения советской власти на Дальнем Востоке был кратковременным, а начавшаяся Гражданская война затянулась здесь до 1922 г. И если созданные до выступления белочехов советские комиссариаты по мусульманским делам ощущали себя боевым штабом мобилизации всех мусульманских масс (но без имамов), то, напротив, в армии А.В. Колчака был возрожден институт военных мулл.

Через Приамурье перекатывались волны миграции, иногда (кратковременно) в разы увеличивая умму (включая служителей культа), но в конечном итоге унеся за пределы страны как многих известных богословов и имамов, так и зажиточную часть местных и приезжих (временных) прихожан. Часть из них обосновалась затем в Харбине.

В первый период восстановления советской власти притеснений в отношении мусульман не было. Более того, в Амурской губернии в 1925 г. имелись две общины (за год до того – одна). В последующем, как и по всей стране, возрастало давление на приходы, а затем и на верующих, число которых невозможно определить из-за отсутствия статистики. В январе 1930 г. долго продержавшаяся община Благовещенска получила «удар» – после антирелигиозного митинга мечеть была закрыта, а в конце 1930-х она, как и почти все другие храмы Благовещенска, была взорвана. В течение последующих 60 лет умма являлась неформализованным объединением практикующих мусульман, собиравшихся по частным домам и для сопровождения похорон.

В 1939 г. в регионе было учтено 2042 татарина. Ощутимей стало присутствие среднеазиатских этносов (больше 200 человек). Поскольку в приграничной зоне раскулаченных и депортированных размещать было запрещено, то очевидно, что это были вольнонаемные, военные и члены их семей.

В послевоенные годы в регионе велось большое строительство. На 1 января 1953 г. насчитывалось 16 903 спецпоселенца (в том числе балкарцы, ингуши, крымские татары, чеченцы). Соответственно, их жизнь и духовные практики отмечались органами надзора, но без анализа различий с традициями, сложившимися у местных мусульман за предшествующие десятилетия на этой земле. Освобожденные из-под надзора впоследствии стремились выехать с мест ссылки, уменьшив количество мусульман по убеждению (или уже только по происхождению), хотя культовых зданий для исповедания ими веры так и не появилось, а старые не были возвращены.

Численность мусульман по происхождению в послевоенные годы увеличивалась и к 1959 г. достигла 5870 человек (0,8% населения). Отметим данные по татарам (включая крымских) – 5006 человек. В 1979 г. численность этой группы населения составила 13 902 (1,48%) человека, из них татар 7939 человек. К 1989 г. количество достигло самого большого показателя – 25 285 (2,41%) человек, но совокупное число татар и башкир было меньше половины – 11 785 человек. Остальные были выходцами из республик Средней Азии и Казахстана – 5594 человека и Северного Кавказа – 1737 человек. Значительный прирост объяснялся тем, что многие поселки и станции БАМа строились представителями разных республик. Так, туркмены возводили станцию Ларба, таджики – Солони, узбеки – Куанду и Леприндо, уроженцы Башкирии – Верхнезейск, а из Чечено-Ингушской, Дагестанской и Северо-Осетинской АССР – Кунерму. Как правило, это были молодые люди, в малой степени связанные с религиозными традициями предков, но при новых поселках на линии БАМа появились «мусульманские» участки на местных кладбищах. Поэтому допускаем, что кто-то из молодежи мог устраивать в соответствии с традициями похороны «по шариату».

Рассматривая современную ситуацию в Амурской области, авторы отмечают в 1990–2000-е годы существенное сокращение мусульманского населения. Среди причин называются: естественная убыль, ассимиляция, переселение в другие регионы России из-за экономических трудностей переходного периода. По данным переписи населения 2002 г., общее число мусульман (по происхождению) в регионе сократилось в два раза – до 12 830 человек (1,4%). Количество татар и башкир при этом составляло 6081 человек. К 2010 г. число мусульман (по происхождению) еще более уменьшилось – до 10 571 человека (1,27%), среди которых число татар и башкир стало меньше половины – до 4290 человек.

Среди оставшихся и вновь приехавших мусульман был отмечен рост религиозных настроений, что отражает общероссийские тенденции в этот период. В январе 2003 г. в Благовещенске прошло собрание диаспор области, на котором было принято решение о создании мусульманского общественного центра и его руководящего органа Высшего Совета. В его состав вошли по три представителя от таджикской и узбекской диаспор, два – от дагестанцев и по одному – от татар и туркмен. Председателем был избран И. Усманджанов.

Организация под руководством этого лидера выступала под разными названиями и не все они имели официальную регистрацию: «Дальневосточное демократическое движение мусульман», «Братья-мусульмане», «Мусульманское братство», «Амурский мусульманский совет». Например, общественное объединение «Братья-мусульмане» было официально зарегистрировано в органах юстиции в 2003 г., однако уже на следующий год управление Минюста вышло в суд с иском о ликвидации «Братьев-мусульман», поскольку объединение носило название международной организации, которая считается в России террористической. Остро стоял вопрос о строительстве мечети. Община не раз обращалась к городским властям относительно выделения земельного участка, однако предлагаемые мэрией землеотводы отвергались по причине труднодоступности.