Шрифт:
Репетиция в оркестре уже закончилась, но никто не расходится – все сидят, разговаривают… Альку отсюда никто не гонит, потому что ее папа самый главный в оркестре, он все их концерты ведет. Только он сейчас в командировке. Папа часто ездит в разные города и всегда что-нибудь привозит вкусненькое. Конфеты, например. Папа знает толк в конфетах. Он, наверное, их много перепробовал, и поэтому покупает всегда самые вкусные. И игрушки привозит. В прошлый раз привез желтую обезьянку, которая умеет кувыркаться, если ее завести ключиком.
– Что, Алька, скоро папка приедет? – Спрашивает ее дядя Веня. Он трубач и папин друг.
– Скоро, – уверенно заявляет Алька, хотя мама сказала, что через неделю. – Может, даже завтра.
Алька смутно представляет, сколько это – неделя. И почему бы неделе не кончиться завтра? Ведь «завтра» – так близко и так понятно! Уснуть, проснуться – вот и завтра!
Еще открыты комната цирка и танцкласс, но Алька не идет туда. Там все такие задаваки! Она спускается по широкой лестнице, придерживая пальцами подол платья. Она та самая дама в шляпе. Очень красивая! Нет, она – младшая дочь короля, все младшие дочки главные в любой сказке. В детском саду они с девочками часто играют. Придумывают сказку и играют в нее. Кто придумал сказку, та – старшая принцесса. Старшей тоже быть хорошо, все слушаются. А младшей бывают по очереди. Мальчишки у них всегда разбойники. Кем же им еще быть? Алька часто придумывает сказку, поэтому младшей принцессой, в которую все всегда влюбляются, она бывает очень редко. Но ведь когда одна играешь, можно стать кем хочешь…
В фойе Алька забирается под бильярдный стол. Красная бархатная скатерть спускается до пола и кажется, что Алька в домике. Нет, в пещере. Принцессу в шляпе похитили разбойники и посадили сюда. В пещеру проникает музыка и смех – это с катка. Алька выбирается из-под стола и смотрит в окно. На улице темно, но прожектор освещает каток. Здорово иметь коньки! Алька просит, просит ей купить, а мама все время говорит, что она еще маленькая. А недавно сказала, что денег нет. Вот так всегда: стоит вырасти, так сразу деньги кончаются! А Наташкины коньки Альке велики даже с тремя шерстяными носками.
Алька начинает танцевать под музыку. Хорошо бы стать балериной и так кружиться, кружиться…
– Аля, вот ты где!
Это Оля, мамина артистка. Она протягивает Альке руку:
– Пойдем чай пить. У нас перерыв.
– Пойдем, – соглашается Алька.
Когда они проходят мимо одной из лестниц, Алька зажмуривается. Лестница закручивается улиткой и исчезает в темноте закутка – там, где запасный выход. Внизу живет Огневушка-Поскакушка. Она пляшет, поднимаясь по воздуху, машет платком и сердито усмехается, глядя на Альку. Она злая. Алька ее боится. И если не успеет зажмуриться, увидит Огневушку, то ночью потом заснуть не может. Алька даже думать про нее боится и мимо этой лестницы старается не ходить. Но ведь сейчас она с Олей… Взрослые всегда ходят там, где им хочется, и не пугаются.
Самое лучшее в репетициях – это перерыв. Если перерывы коротенькие, то неинтересно: кто-то бежит в туалет, кто-то просто болтает, даже со сцены не уходят. А большой перерыв – то, что надо, настоящее чаепитие. Но он редко бывает, только когда «спектакли горят» и репетиции затягиваются за полночь. Артисты в такие дни приносят с собой разные вкусности: варенье в маленьких баночках, печенье, оладушки. Варя всегда печет ватрушки, а Алькина мама – пирог с капустой. Кипятят чайник, накрывают на стол. Когда Алька не занята, она помогает: кружки расставляет, за чайником следит…
Разговор за столом всегда веселый. Иногда Альке кажется, что артисты дразнятся, но все смеются, и она тоже смеется, только оттого, что другим смешно. Над Алькой тоже подшучивают иногда, особенно Владик. Говорит что-нибудь обидное. Алька сердится на него и на остальных, что они хохочут над ней, и уходит из-за стола, хоть Владик и кричит вслед:
– Это шутка, Аленький!
Очень нужны ваши дурацкие шутки! Вот у папы Алькиного шутки, так шутки, от них Альке всегда смешно. А это разве шутки, если плакать хочется?
Алька прячется в уголок, где висят костюмы, и дуется на весь белый свет. Обиднее всего, что там весело сейчас без нее и все едят капустный пирог, который, между прочим, ее мама испекла! Альке хочется выйти из своего укрытия и вернуться за стол, как ни в чем не бывало, будто она и не обижалась вовсе, но что-то мешает ей. Это «что-то» прилепило ее к месту и сдвинуться не дает, хотя, честное слово, очень хочется к столу и капустного пирога, и даже на Владика она больше не сердится! Но Алька сидит и сидит, и ей кажется, что целый час прошел.
Наконец Владик приходит мириться. Но все то же «что-то» мешает Альке с ним заговорить. Она молчит, разглядывает то свои ноги в валенках, то Владиковы – в кедах. Но потом Владик обязательно что-нибудь забавное скажет, и Алька засмеется. Тут уж он хватает ее на руки, подбрасывает к потолку несколько раз. Алька хохочет на весь театр, да так, что у нее бока начинают болеть. И дальше все совсем хорошо: и чай, и капустный пирог, и довольная Владиком Варя.
Самый большой недостаток у перерыва, что он заканчивается. Начинается репетиция, и всем опять не до Альки. Она слоняется за кулисами, а потом незаметно пробирается в карман, хотя ходить туда ей строго-настрого запрещено. Карман – это такое место, где хранятся декорации. Смешное название, будто сцена – пальто с карманами. Очень высокий потолок в кармане. Почти как небо. Алька запрокидывает голову, смотрит вверх. Какой же великан красил этот потолок? Она осторожно идет между нагромождением декораций. Ей хочется выбраться на балкончик с узорной решеткой. С балкончика видно реку и поезда. Но балконные двери, огромные, глухие, из темного дерева, закрыты на замок и перегорожены деревянным сундуком. Это сундук из маминого спектакля про Золушку. Алька забирается на него и смотрит в щелочку между дверьми. Ни поездов, ни реки не видно. Зато Алька видит фонарь и как падает крупный снег. Алька долго смотрит на фонарь и на снег, потом замерзает. А артисты все что-то говорят на сцене, а мама то и дело их останавливает, и все повторяется и повторяется сначала. Горит, горит спектакль…