— Фр-р-р, — тихо произнесла амурка.

— Хватит сыпать на пол свои перья, — поморщился бог любви, заметив, как одно перышко соскользнуло с крыла и плавно стало опускаться на идеально чистый пол.

— В прошлый раз пришлось изрядно потрудиться, чтобы убрать весь этот пух.

— Но вам это всегда нравилось, — захлопала глазками крылатая. — Вы сами говорили, что будь ваша воля, зарылись в пушистые перья, аки птенец.

— Я так говорил? — приподнял одну бровь бог.

— Да, — энергично закивало его создание.

— Я был трезв? — настороженно спросил повелитель пылких чувств.

— Нет, — покачала головой амура. — Вы с братьями что-то отмечали и хорошенько перебрали Горячую лаву.

— Как хорошо, что я был пьян и не помню, что произносил вслух это бред, — выдохнул мужчина.

— Так мне убрать? — печально сказала крылатка и посмотрела на одиноко лежащее на полу перо.

— Убери, — скривился бог любви, — и больше так не делай.

— Эх, — вздохнула амурочка, — так старалась, оперением жертвовала…

— Не прибедняйся.

— Харт! — в помещение влетел злой как стая блохастых голодных оборотней Эль. — Какого черта лысого…

— Почему сразу лысого? — перебил брата повелитель амуров.

— Ты что твориш-ш-шь… — зашипел бог всех стихий и навис над младшим братом.

— Все под контролем, — невозмутимости в голосе Харта можно было позавидовать.

— Да-да! — поддакнула любительница розового цвета. — Повелитель сказал, что перья ему больше не нужны.

— Повелитель? — переспросил Эль и настороженно покосился на бога любви.

— А что такого? — немного обижено спросил тот.

— Да какой ты к древнему дракону повелитель, а? Недоразумение, решившее попробовать себя в роли интригана!

— А вот прошу не оскорблять! — Харт снова вскочил со своего места. — Мои создания — как хочу, так и будут меня называть.

— А идиотом они тебя когда называть начнут? — не унимался Эль.

— Я, пожалуй, пойду… — тихо пробубнила амурка и вылетела в окно.

— Ну, знаешь…

— Знаю, — отрезал стихийник. — Сейчас наделаешь делов, а потом мы все вместе будем их расхлебывать!

— Не путай меня с Саа! — рыкнул Харт и сжал кулаки.

— Ну и долго вы еще будете спорить? — раздался голос Иира со стороны двери. Он оперся плечом о косяк и внимательно прислушивался к словам братьев.

— Иди сюда, — поманил его пальцем Харт, — и тебе сейчас достанется!

— Я похож на самоубийцу? — хмыкнул рассветный.

Спор стал разгораться с еще большей силой.

На улице было пасмурно и дул прохладный ветер, гоняя по небу тяжелые тучи. Я снова брела на своих двоих в сторону лавки, погруженная в не радужные мысли. Решила, что не буду переводиться на Тотальный контроль и останусь на Целительстве. Да и на факультативы к лорду Хэришу не смогу больше ходить. Видеть его и знать, что мы никогда не сможем быть вместе, станет для меня невыносимой мукой. И хоть я не помнила проведенную с ним ночь, почему-то при мысли о близости во мне начинал разгораться пожар. Тело-то не обманешь — оно ведь хотело повторения. А мне было страшно.

— О, Вивьен, доброе утро! — произнесла травница, когда я вошла в лавку.

— Доброе утро, тетушка Шэму, — в свою очередь поздоровалась я. — Вы сегодня планируете отлучиться куда-нибудь? — с ходу спросила, чтобы знать, к чему готовиться.

— Да, — сказала женщина и стала снимать передник. — Отлучусь на часик, может два.

— Хорошо.

Когда хозяйка лавки ушла, и я осталась одна, смогла спокойно выдохнуть и отлепить от лица дежурную улыбку. Работа должна помочь мне хоть на время откинуть все неприятности в сторону. Помою пол, протру пыль… без магии, и забуду о случившемся.

Так и поступила. Не используя силу резервов, налила в ведро воды, кинула в него тряпку. Прополоскав ее и отжав, стала энергично намывать пол. Сначала отдраила подсобное помещение, в котором находились раковина, бытовые зелья и тряпки для уборки (и это не считая ящиков с настойками, мазями и зельями). Затем перешла в зал.

— Любви все возрасты покорны, — запела, залезая под один из стеллажей. И сколько же там пыли накопилось. — Я брошусь с головой в ту канитель,

Любой считается достойным,

Сгореть в страстях живых огней.

Матушка в свое время рассказывала, что у нас в роду был бард. Жил он задолго до моего рождения и никто уже не помнил, на каком кладбище он захоронен. Известно было только его имя — Филипп. Наверное, любовью к музыке и рифмоплетству я пошла в него.

Раздался звон колокольчика, и в лавку вошел первый посетитель. К слову о колокольчике: хозяйка недавно его повесила и если честно, меня он раздражал.

Пришлось мне бросить тряпку и выползать из-под стеллажа. Встала, отряхнула передник и повернулась к вошедшему.