– Да, Сергей Николаевич, жаль, что Ваши финансовые возможности не позволяют стать нашим компаньоном, жаль. Мне бы так хотелось в знак благодарности сделать Вас значительно богаче, например, с годовым доходом тысяч десять-двенадцать рублей. И ведь, для этого достаточно части моих акций. Всего два процента акций нашей РДК дадут вам право на получение ежегодной прибыли на десять тысяч. Правда, стоят они двадцать тысяч.

– Погодите, – разволновался Алимов, понёсший серьёзные траты три года назад, во время восстания, – Вы, Андрей Викторович, упоминали, что свою часть внесли пароходами, а не серебром. Возможно ли мне подобное участие, в виде заводской продукции, хотя бы?

– Заводская продукция очень хороша, но перевозка на восток будет убыточной. Да и хватает нам своего железа, недавно жесть стали выпускать, я упоминал? – многозначительно наморщив лоб, я изображал душевные муки и раздумье. – Ладно, нет, так нет, давайте в шахматы сыграем, давненько я шашки в руках не держал.

– Впрочем, – спустя два часа, проведённых в перемещениях от шахматного столика к обеденному, где хозяин усердно угощал меня домашней настойкой под великолепное заливное, я сделал вид, что решаюсь на жертву. – Не отпускает меня Ваша мысль, Сергей Николаевич, об уплате за акции, так сказать, натурой. Что Вы скажете о рабочих?

– Продать Вам рабочих, – попытался ухватить идею хозяин, – кто же мне разрешит столько рабочих продать, на десять тысяч?

– Конечно, начальство не разрешит, и будет право, нельзя продавать рабочих с такого важного завода. Но, совсем недавно, государыня разрешила продавать крепостных и приписных отдельно, без семей и даже детей. Продайте моим парням невест, молодых девок, душ двести, их на завод всё равно не берут?

– Этого не хватит на десять тысяч серебром, – быстро произвёл подсчёты управляющий, – у меня положительно нет наличности на четыре тысячи!

– Так продайте мне детей крестьянских, на эту сумму, и тех парней, что со мной вернулись с Дальнего Востока. Их двадцать восемь душ, да двадцать три невесты для них, всех запишем крестьянскими недорослями, как раз на сотню настоящих парнишек останется.

– А не забунтуют? – испугался своего размаха управляющий, ещё бы, продать триста с лишним душ приписного люда.

– Я сам людей отберу, тихо и незаметно, за неделю управлюсь. – Мне едва удалось скрыть ликование, да, не тот стал Алимов. Может, просто мой статус поменялся, да блеск золота манит управляющего. С кем проще спорить, с безродным немцем или дворянином, обласканным государыней, заработавшим сотни тысяч рублей серебром?

Так я и объявил своим парням, на следующее утро, собрав их с родными неподалёку от Воткинска, за час до работы.

– Господин управляющий разрешил выкупить ваших детей и тех девушек, что станут их жёнами. Я их покупаю и оформляю в Сарапуле на всех вольные, у нас на востоке рабов нет. Так, что ваша задача за неделю сосватать своим детям добрых невест, обвенчать их. Потому, как, через неделю мы отправляемся дальше, в город Владивосток.

– Ты, барин, ещё бы нас с детками выкупил, – не выдержал один из рабочих.

– Деток ваших смогу купить, сотню мальчишек и двести девушек, если не найдёте своих и соседских, кто желает детям волю, проеду по деревням, там скоро согласятся. – Я посмотрел на того, кто задал вопрос, – что касается выкупа тебя, три года назад я предлагал уходить с нами всем желающим. Спроси у своего сына, сколь таких, кто рискнул уйти, живёт в нашем городе, во Владивостоке? Все, кто рискнул получить волю, добрались и горя не знают, дома отстроили в два этажа, податей не платят, даже церковной десятины нет. Наши батюшки из рук наших кормятся, добрые пастыри. Почто ты три года назад не рискнул? Так, что, живи здесь, а дети пускай на воле. Заработают денег, выкупят тебя с женой.

После такого предложения забурлило всё Прикамье. Рабочие быстро сообразили сбыть мне всех подростков из семей, коих набралось почти двести человек. В три дня оженили своих парней, приведя батюшку в недоумение такими массовыми свадьбами. Слава богу, прошла Пасхальная неделя, и запрет на венчание закончился7. Затем всех их управляющий продал мне, осталось набрать ещё восемьдесят девушек, желательно на выданье. Я совсем собрался проехать по окрестным деревням, когда меня неожиданно навестил старый знакомый – старовер Фрол, троюродный брат Лушникова Акинфия. Я не забыл его помощь, в своё время он спас меня и жену от ареста, сразу провёл его в свою комнату.

– Садись, рад тебя видеть, Фрол, – я выкладывал на стол съестное, наливал гостю чая, затем уселся рядом. Раскольник постарел, голова стала совсем белой, но, лицо всё такое же жёсткое, волевое. Всё также нетороплив, движения уверенные, сильные.

– Правду бают, в твоём городе только старую веру почитают? – вперил в меня свой взгляд Фрол, помолчал и спросил, – много добрых людей хотят к тебе перебраться, примешь?

– С радостью, – улыбнулся я началу разговора, – сам знаешь, людей там русских мало. Сейчас отсюда молодёжь беру, выкупаю у Алимова. Через два дня всем вольную оформлю, и поедем, повозки уже готовы.