– Привет! – сказала я.

По-моему, ей стало стыдно за то, что она позабыла обо мне, потому что она вдруг засуетилась: достала из микроволновки миску с попкорном и выставила на стол тарелку с крутыми яйцами. Она все это положила в два пластиковых пакета, чтобы я перекусила по дороге домой: все было белым и теплым – один пакет был легкий, как воздух, а из другого шел пар. Я разложила пакеты по разным карманам куртки.

– Не слишком темно идти по лесу одной? – выглянув в окно, спросила она – но как-то безучастно. Ветка шуршала о стекло снаружи. Она выудила из кошелька десятку и протянула мне.

– Не-а. – Я скрутила десятку трубочкой и, приложив к глазу, притворилась, что изучаю ее как в миниатюрный телескоп.

– А вот и вы! – воскликнула я.

– Ха-ха! – отозвалась Патра. Но вообще-то она не засмеялась.

Я сложила трубочку пополам. А потом вдруг ни с того ни с сего меня накрыла волна униженного стыда, словно я – мистер Грирсон, шутливо изображающий телефон двумя растопыренными пальцами, а Патра – Лили, задабривающая меня, чтобы добиться своего. Ха-ха. Даже ее притворный смех говорил мне: пока-пока!

И почему я тогда просто не ушла? Мне всего-то и надо было моргнуть и забыть про нее, и через пять минут я бы уже шагала вдоль озера, глядела бы на старые деревья с шумящими над моей головой кронами и на старую луну, которая прорезывалась сквозь облака и расстилала передо мной дорожку света. О, я любила ночь! Мне в ней было уютно. Но по какой-то причине мне было трудно толкнуть дверь коттеджа. Я сунула сложенную купюру в карман куртки рядом с крутым яйцом и целую вечность провозилась с молнией куртки.

– А о чем пишет ваш муж? – спросила я напоследок.

– Э-э-э… – Вопрос ее явно озадачил.

Я сунул руки в карманы и мысленно взвесила попкорн и яйцо.

– Мне кажется, это интересно. О космическом пространстве.

– Да ладно… – сказала я.

Она улыбнулась и, нагнувшись, протянула руку черному коту. Кот прошел по ковру и оказался прямо в ее руках – словно она подтянула его к себе на леске. Пойман по собственному желанию. Кот покосился на меня из-под ее ладоней, тускло сверкнув глазами, точно тыква-фонарь на День благодарения.

– Извини. – Она погладила кота, и тот заурчал. – Эти вещи не всякому дано понять. Помнишь Ньютона?

– Которого казнили?

– Нет, это Галилею чуть не отрубили голову. А Ньютона посвятили в рыцари.

– Точно, – вспомнила я.

– Сэр Исаак Ньютон говорит, что космос – это просто пустое пространство. И что там нет ничего интересного. А Эйнштейн возразил: нет, на пространство воздействуют космические объекты, и пространство реагирует. – Она поглаживала кота, и под ее ладонью щелкали разряды статического электричества. – Так что на самом деле ничто – это нечто. Это, конечно, подтверждают математические расчеты, но наблюдения тоже. Я понимаю: математика и наблюдения кажутся противоположностями. Иногда люди так и считают, и мой муж участвует в таких вот спорах. Но в космическом порядке вещей эти противоположности прекрасно взаимодополняют друг друга, как две половинки круга.

– Об этом его книга? – с сомнением спросила я.

– Это только предисловие к книге! – рассмеялась Патра. – Там говорится о том, почему нам следует доверять… – тут она запнулась, – логике, если мы хотим понять истинную природу мироздания. Вся его книга посвящена истории теорий о жизни. С космологической точки зрения. Для широкой публики. В ней не доказывается ничего нового, там просто показано, что наши доказательные стандарты довольно сомнительны, поэтому…

Она все это говорила таким тоном, словно пыталась убедить меня в чем-то, во что сама не верила или чего не понимала. Она то и дело смотрела поверх моей головы. Словно размышляла, как бы сказать все это иначе, заново, и вообще, надо ли ей меня убеждать. Она открыла рот, потом закрыла.

– У вас, наверное, диплом по английскому языку, – предположила я.

Она театрально нахмурилась:

– Да ты рылась в моем прошлом!

Но я указала на рукопись, разложенную на кухонной стойке.

– Просто заметила, как вы правите текст. Прям как учительница.

– Это мой самый страшный кошмар! – простонала она. – Преподавать Мильтона в старших классах. – Она положила руку мне на плечо: – Не обижайся!

– Да ничего.

После чего она снова принялась гладить кота, и я неуверенно протянула руку, чтобы тронуть его за спину. Когда я нагнулась к коту, мой карман оттопырился, и из него на пол со стуком высыпалось несколько жареных зерен попкорна.

– Черт, – буркнула я и нагнулась за попкорном.

И тут же рядом со мной оказалась Патра – она встала на колени и стала мне помогать. Кот молнией нырнул под кушетку.

Я заметила, как Патра схватила два зерна и рассеянно сунула их себе в рот. Она поймала мой взгляд и покраснела:

– Ужасно. Да? Это просто ужасно.

На самом деле она была симпатичная, и ее улыбка очень мне нравилась.

– Да нет…

Я нарочно рассыпала несколько зерен по полу, подобрала их и съела. Когда Патра улыбалась, ее губы белели и как бы исчезали. Вблизи я заметила пушок над ее верхней губой и коричневатые веснушки, на веках сливавшиеся в пятнышки. На лбу у нее были три параллельные морщинки, которые разглаживались, но не полностью, когда она улыбалась. Она подобрала и съела еще одно взорванное зерно из тех, что я бросила на пол, а потом еще и еще, не переставая улыбаться. И вот тогда в первый раз, впервые с тех пор как мы познакомились, мне пришло в голову, что ей, наверное, очень одиноко.